Думаю, с такой силой и кошмарной выразительностью батальных сцен фильм легко отобьет пальму первенства у «Спасения рядового Райана» Стивена Спилберга.
Новая работа Тома Форда в кино, думаю, выводит его в ряды первых мастеров современного экрана. При всей классической традиционности киноязыка она без манифестов и рекламной суеты внедряется в такие психологические бездны человека и его мира, каких достигали редкие шедевры киноистории.
Не претендуя на новации в киноязыке, Давид Грико отнесся к делу со скрупулезностью исследователя: его интересуют особенности времени и социума, где такое стало возможным.
В конечном итоге эта непритязательная комедия воспринимается как послание обезумевшему миру, который погряз в распрях и забыл о своих корнях, истоках и традициях. Как ностальгия по настоящему
Как и все фильмы Диснея, этот неназойливо поучителен и как бы ненароком внедряет в сознание малышей важные для полноценной жизни истины.
Думаю, картина вызовет разноречивые, в том числе и скептические отклики. Но это первая за многие годы серьезная попытка снять внятный игровой фильм о тайнах творчества и о том, чего стоит творцам это во всех смыслах небезопасное занятие.
Весь фильм — сублимация авторских вожделений, своего рода сексуальное самоудовлетворение, которое художник сделал прибыльным бизнесом.
Новая картина Джармуша влюбляет в себя сразу и бесповоротно. В ней совсем ничего не происходит — но происходит целая жизнь, которая волшебным образом отзовется в жизни хоть японца, хоть русского, хоть зулуса. Это тот случай, когда нас заставляют «остановиться, оглянуться» и заново прочувствовать цену и счастье того немногого, что имеешь.
В целом, признаться, скучновато — при всей динамике картинок кажется, что ты попал в разреженное пространство, где время течет медленнее и иногда засыпает совсем. Формально картина очень хороша, но успеха, который когда-то сопутствовал явлению спилбергова «Инопланетянина», думаю, не будет.
История рассказана, как всегда у Лоуча, без кинематографических ухищрений, но с искренним сочувствием и с замечательными актерами Дэйвом Джонсом и Харли Сквайрс, которые не умеют фальшивить.
Режиссер Дюмон увлеченно осваивает новый для него жанр абсурдистской комедии, явно ориентируясь на дивный старофранцузский стиль времен Жака Тати.
Полагаю, что Кирилл Серебренников, мастер умный и талантливый, прекрасно понимает особенности выбранного материала и неизбежные издержки его двойного переноса в другую географическую и эстетическую среду. Но он пошел на эти компромиссы, справедливо считая фильм чрезвычайно своевременным и для судеб нашей страны — важным.
Фильм Алена Гироди «Стой прямо» в поисках неведомого ломает все границы — чем, скорее всего, очень понравится нашим эстетам.
Картина напоминает недорогой старый телефильм, где упор сделан на драматургию, развитие и схлестывание идей, раскрытие характеров. И вот это все в фильме не просто безупречно, но и обладает каким-то чисто румынским «ноу-хау», делающим запущенную тем же Пую «волну» уникальным явлением в мировом кино.
Такие фильмы незаменимы уже потому, что разрушают границы между поколениями и сращивают порвавшуюся цепь времен. Молодые вдруг поймут не только в теории, но и увидят воочию, что жизнь кипела и до их рождения, что отцы и деды были такими же молодыми, и что диковинный для новобранцев антураж их жизни не мешал им переживать те же чувства и решать для себя те же судьбоносные вопросы.
Николая Лебедева можно поздравить: автор «Звезды», «Волкодава…», «Фонограммы страсти», «Легенды № 17» набирает взлет от фильма к фильму. Еще задолго до начала собственно катастрофы, одним только стремительным развитием человеческих конфликтов, он задает «Экипажу» такой саспенс, что невольно вспомнишь заветы Хичкока. Ну, а потом успешно соревнуется с Камероном
Режиссерский подход здесь вступил в непримиримый конфликт с жанром. Детектив — жесткая конструкция, игра суровая, как шахматы. Здесь любая импровизация — это как если бы вдруг ферзь решил вступить с ладьей в любовную связь: против правил. И вот эта неадекватность сценарных и режиссерских решений больно бьет по фильму. Он сбивчив и ритмически неровен
Майкл Мур сделал фильм, в такой же мере актуальный для Америки, как и для любой страны раскалившейся планеты. Фильм о том, что и труд, и учеба, и социальная борьба имеют конечной целью только одно — счастье каждого отдельного человека и стабильность мирового сообщества в целом. Что любое социальное и политическое устройство служат человеку, а вовсе не наоборот.
Этот фильм в кругу дорогостоящих оскаровских карточных домиков — сооружение скромное, но земное и потому более фундаментальное. И волнует он, как сказала бы уличная реклама, — не по-детски.
Картина Грэндэйджа напоминает фильм-спектакль, и только действительно высочайший класс актерской игры примиряет кинозрителя с этой условностью.
В этом сюжете вдребезги разлетевшихся иллюзий читается история не только отдельной семьи, но и общества, цельность которого с ходом времени стала распадаться: Винтерберг сделал картину о том, как меняется время и с ним уходит то, чем жили целые поколения.
Новой «Вестсайдской истории» все-таки не получилось — получились эклектичные по форме и монотонно крикливые по тону вариации на острую социальную тему, а древнегреческие имена и тень Аристофана придают картине еще и неожиданную, совсем здесь лишнюю кокетливость.
Снятая на английском картина собрала международную команду актеров, включая Эмму Томпсон, Брендана Глисона и Даниэла Брюла, и стала своего рода пацифистским манифестом, звучание которого, правда, микшируется слишком традиционной и, увы, ученической манерой режиссуры.
Этот фильм снят на итальянском островке Лампедуза — на первой европейской суше, куда прибывают бегущие от войн и голода мигранты из Сирии, Судана, Мали… Собственно, сначала Джанфранко Рози собирался снять десятиминутную короткометражку о тамошнем фестивале, но, приехав, увидел совсем не тот образ, который навязывает массам телевидение. Он увидел человеческую трагедию лицом к лицу
Фильм «24 недели» наверняка вызовет споры среди гурманов: может ли кино выполнять столь утилитарные задачи медицинского плаката. И гурманы, как всегда, только докажут свою узколобость: как любое искусство, кино может и должно вторгаться в гущу общественных споров, обозначая взрывные точки своего времени.
