Волнений в фильме предусмотрено не больше, чем на американских горках в парке культуры. Сценарий иногда кажется бредом, из юмора обнаружен только один кадр, где ящер перед нападением раздумчиво постукивает коготком, как Шерлок Холмс перед тугодумом Ватсоном. Но в целом красивых живчиков на красивых 3D-ландшафтах смотреть занятно.
Кино не просто об очередной житейской истории, а о явлении — о болезни, с новой силой поразившей планету. История, которую нам рассказывают, как и болезнь, носит международный характер.
Это не фильм, пережевывающий детали жизнеописаний, не байопик. Он о том, как укрепляются крылья, как приходит успех, как прямо на сцене старший выручает младшего и помогает его первому неловкому взлету. Как жадно ждет чуда публика, наэлектризованная ритмами новой музыки и нового времени. О ростках, которые снова и снова пробиваются сквозь бетон.
Эта редкая картина о «фриках», уродах, отщепенцах пополняет ряд современного гуманистического кино о «непохожих», «меньшинствах» и их праве на свою долю человеческого счастья.
Чжанкэ прихотливо играет жанрами, то ли повторяя, то ли пародируя типовые приемы гангстерского кино, — что уже занятно и порой забавно. Кроме того, документальный стиль картины дает возможность углубиться в быт современного Китая, нам все еще малоизвестный.
Перед нами медитация, раскрепощенная до потери формы и смысла. Вопрос «О чем это?» за пределами правил игры — это игра без правил. Ты слышишь глас с поднебесья, с той стороны вечности, и робко гадаешь: это апелляция к еще не тренированным участкам нашего мозга или уже распад сознания?
Это кино в изначальном смысле слова — когда изображение не просто информирует о происходящем, но ведет свою эмоционально насыщенную партию в общей симфонии фильма.
Из качественного зерна, посеянного на старте фильма, вырастает типичная развесистая клюква
Похоже, близнецы-братья, затеяв свой «интеллектуальный триллер» шекспировского размаха, соблазнились самой легкой тропинкой — пугать и кошмарить, а все объяснения — в Библии. Возможно, для них этим ограничиваются секреты изготовления коммерческого жанра. Включая разочарование в финале, когда гора после долгих мучений наконец родит мышь.
Юмор фильма относится к разряду тех, что я особенно люблю: не лобовой, выписываемый акварельно и тонкой кистью — смешным ракурсом, нелепой паузой, взглядом, мизансценой, даже тем, как занятно оттеняет все действо музыка талантливого Томаса Баррейро.
Массу веселых возможностей предоставляет такой сюжет — нужно только обладать чувствами юмора, вкуса и меры. Со всем этим у Нагиги оказалось неважно.
Конечно, байопики всегда иллюстративны, и Ван Сент тщательно следует за событиями реальной жизни, но умело их перетасовывает, свободно распоряжается композицией, часто прибегает к флешбекам и отказывается от всего, что могло загромоздить картину и сделать ее «послание» более размытым.
Смысл произведения — дать нам на своей шкуре и в реальном времени прочувствовать кошмар террористической атаки. Как хотите, но в моем понимании это задача странная, необъяснимо простейшая, как бы изощренно ни нагнетал режиссер волну ужаса в зрительном зале. Эмоции в фильме на грани истерики, но мысли нет вообще.
Мне остается выразить изумление тем, что типичное учебное кинопособие для воскресных школ оказалось в конкурсе художественных фильмов одного из престижных фестивалей Европы.
Сюжет несложен, но развивается подобно захватывающему дух триллеру. При этом он не просто актуален — он прямо-таки открывает нам глаза на новую реальность века: мы балансируем на краю глобального взрыва.
Картина Германа далека от привычных стандартов «байопика» и не стремится придерживаться «буквы» биографии героя — ей важно создать образ времени, губительного для настоящих талантов. Передать, по слову Иосифа Бродского, «старых лампочек тусклый накал». То, что, по слову Довлатова, «исчезло давно в папиросном дыму».
Возможно, эти визуальные фантазии могли бы составить десяти-пятнадцатиминутную комическую антиутопию, но более чем полуторачасовой фильм кажется остановившимся, непонятно кому адресованным и, в общем, скучным.
Фильм интересен как возможность наблюдать работу общественного механизма, способного к самоконтролю и саморегулированию. Наблюдать в реальном сюжете, развернувшемся в США в бурные 70-е с их вьетнамской кровавой кампанией и Уотергейтом.
«Зло порождает зло» — истина не новая, но крайне редко она представала в сюжетах столь наглядных и по-человечески трогающих, образуя катастрофическое сплетение поступков, характеров и судеб.
Будут смотреть такую картину? Наверняка. В ней есть загадка, и даже можно, поднатужившись, вообразить, что это история о том, как человек калечит свою личность, оставляя выжженный пейзаж. В ней знаменитые актеры. В ней красиво. Но в кино самое паршивое, когда от кадра к кадру нарастает чувство, что тебя держат за несмышленыша.
Щемяще грустная и обезоруживающе простодушная трагикомедия об одинокой старости и забвении семейных ценностей. Она блестяще снята и сыграна, режиссер мастеровит, каждый кадр по делу, каждая фраза — выразительна, хотя иногда — чересчур.
Стивен Фрирз работает с хирургической точностью. Вот еще чуть-чуть — и летят к чертям стиль, корректность и здравый смысл, но режиссерский скальпель обязательно застынет за микрон до катастрофы. Получается фирменное «фрирзовское» кино, где почти неуловимый юмор пронизывает каждый жест и ракурс, но в нужный миг все становится серьезным, драматичным и глубоким.
Это история российская и общечеловеческая одновременно: безнадежная сшибка индивида с левиафаном, которым становится абстрагированное от человека государство, происходит всегда и везде в мире.
Эта совершенно не приспособленная для развлекухи история про взрыв, расследования и прозрения в фильме Элины Суни становится источником самых неожиданных впечатлений и переживаний. Что, на мой взгляд, лучший показатель талантливости и самого явления искусства и всех, кто к нему причастны.
«С любовью, Винсент» — повесть об одиночестве среди толпы. О депрессии, неизбежной для одинокого гения, который чувствует себя непонятым и отверженным. И в конечном итоге о трагедии любого пророка, который опередит свое время и сформирует черты еще никем не познанного будущего.
