Чтобы не ослаблялось зрительское внимание, создатели максимально накаляют интригу и вводят в фильм элементы уже не столько триллера, сколько хоррора.
И теперь в фильме «Триумф» режиссер Этьен Карбони в своем страстном монологе говорит, что актерам стоило бы поучиться у таких «любителей»: трагедии сломанных судеб снабдили их игру такой подлинностью, какой никогда не достигнут профессионалы — это подлинность уже не искусства, а жизни.
Драма на удивление легка, воздушна — ты в ней как беззаботный турист в отпуске. Режиссер фильма француженка Миа Хансен-Лёв обладает талантом упаковывать психологические глубины в такую как бы незатейливую историю
Такие фильмы для тех, кто способен в зале свободно галлюцинировать любые ассоциации и параллели, параболы и отразившие наше смутное время метафоры, отталкиваясь от жужжания пчелы, надкусанного яблока или лунатического продвижения руки мальчика к руке девочки.
Все и узнаваемо и ново: условность мюзикла сплавилась с реализмом кинодрамы, открывая, в сущности, для угасающего киножанра новые горизонты.
Фильм завершается сценой, патетика которой оправдана значимостью момента. Подобную позволил себе и сам Спилберг в финале «Спасения рядового Райана» — слез без патетики в кино не бывает.
Нам рассказали обо всем детально и монотонно, иногда с мелодраматическими всхлипами.
Авторы фильма как бы перевернули доску, поменяв ролевые функции игроков, и это глубоко осмысленное действо сделало им весь фильм.
Фильм взросления, он адресован взрослым и имеет рейтинг 18+. Он по-своему бесстрашен и легко подставляется под традиционные критические стрелы.
Что привлекает — всё подано без надутого героизма, люди остаются людьми: ерничают, резвятся в океане, балагурят, осознают серьезность положения и смысл девиза «Все за одного, один за всех».
Идея о роботах, которые в ближайшем будущем смогут скрашивать жизнь одиноких, покажется не столь безумной. А сам фильм можно воспринимать как метафору всего нынешнего времени, когда виртуальное все успешнее подменяет нам физическую реальность, предлагая вариант иллюзорный, но идеальный.
Но где Карракс, остроумец и хулиган, кинематографический Сальвадор Дали, создатель оригинальнейших фантасмагорий уровня не оцененной Каннами «Корпорации „Святые моторы“? Где его уникальное чувство абсолютной свободы в фантазии и ее воплощении?
Режиссер просто не умеет работать с актерами, даже не считает нужным это делать. Он визуалист и эмоционалист, и любой его кадр можно вешать на стенку, особенно если подать в динамики великолепно разработанный звук, делающий честь любому классическому хоррору.
Девушка, которая никогда не помышляла об искусстве кино и его мало знала, становится одной из главных надежд российского артхауса.
Фильм не осуждает героя и не дает советов, как с этим быть. Он исследует сам процесс зарождения таких разрушительных импульсов, их развития и возможных исходов. Он дает нам этот процесс почувствовать.
Вместе с оператором и художниками фильма режиссер лаконичными средствами выстраивает среду замкнутую, с привкусом клаустрофобии, небогатую деталями — но эти немногие образы многое говорят.
В главных ролях звезды Московской оперетты, обнаружившие серьезное драматическое мастерство. В какой-то мере это новое открытие знаменитых имен: «легкий жанр» просто не требует таких сторон талантов.
Этот фильм рельефней других показал нам ключевую проблему современного кино — и российского и европейского. Уметь играть в кино — вовсе не значит уметь писать сценарии и их ставить.
Хаяо Миядзаки, как и Уолт Дисней, творцы не фильмов, а самостоятельных авторских вселенных, у Горо же получилась просто неплохая картина, которую нужно смотреть без гнева и пристрастия, — как мы смотрим любой добротный мейнстрим.
Но картина так и утонула бы в море подобных кинематографических имитаций гейма, если бы Карнахан не понимал, что делает фильм — фильмом.
Но фильма без сценария не бывает: превратности любви выглядят наивными и плоскими, как в дамском романе времен Чарской, а 90-е — декадансом, переживающим нежданный ренессанс.
Как и положено фильмам-погоням, картина оставляет ощущение захватывающего приключенческого сна, несообразности которого заметишь только когда очнешься.
За образец взяты очень сильные оригиналы, состязаться с ними невозможно, отчего «Коньки», при всей их эффектной браваде, воспринимаешь как отражение в кривоватом зеркале: вроде бы то же, но не то. Или как издание второе, дополненное, но ухудшенное.
Фильм лишь касается этой «невидимой» для многих стороны светила, спускает нас с небес восхищения на грешную землю театральной повседневности, позволив стать свидетелями рождения чуда.
В перевернутом мире Фролов — типичный носитель расхожего, рутинного сознания, каким у нас могут похвастаться девять десятых мирно спящего населения.
