Манкусо, дающий слабину в мелодраматических сценах, хорош, когда снимает аресты, и почти безупречен в финале.
Это не то чтобы так же лихо, как куароновский «Узник Азкабана», но определенно посильнее пятого «Поттера».
Дебютирующий в большом кино рекламщик Чеважевский (бойкая девочка, которая пьет сок литрами, — его работа) ловко обходит ловушки темы, не сбиваясь ни в обличительный по отношению к жестокому миру пафос, ни в эксплуатацию детской неприкаянности. Сентиментальной мелодрамы, посмотрев которую каждый должен был бы тут же подать документы на чье-нибудь усыновление, не выходит.
Смесь, которая должна была бы превращать существо перед экраном в завороженную жертву или кровожадного монстра, всего лишь оставляет непротивное послевкусие.
Полтора из двух часов экранного времени тонут в совещаниях на Лубянке, воспоминаниях о любимом и запредельном постскриптуме, посвященном отечественному ВПК.
Мэнголд стремится взять все лучшее из того, что предоставляют жанр, актеры и история: камера выхватывает то пижонское (в духе комикс-вестерна «Быстрый и мертвый») обращение с оружием Чарли Принца, безжалостного убийцы и правой руки Уэйда, то въевшуюся в эти руки пыль и красноречиво сдержанные взгляды.
Впрочем, пусть картина и распадается на набор эпизодов, а Вон и Гейман все же не вполне Джексон и Толкиен (как вариант — Куарон и Ролинг), но пока «Гарри Поттер» неудержимо катится в сторону метафизической драмы об утрате невинности, людям, у которых прекрасная дева признается в любви хомяку, хочется аплодировать.
Люди, которые его придумали, явно поняли все самое важное о серфинге, пингвинах, искусстве и жизни.
