Инверсия символического порядка реальности, ставшая возможной вследствие классовой, социальной, политической катастрофы и, влекущая за собой катастрофу антропологическую, и становится главным смыслом и образом этого фильма.
«Хрусталь» не оказывается плакатным высказыванием о том, что «пора валить». Сценарий Хельги Ландауэр, похожий сразу на все инди-кино на свете, вполне мог превратиться в фильм про ненависть к постсоветскому миру. Но «Хрусталь» спасает от этого прочтения режиссерский взгляд, одновременно близкий и далекий, в деталях воссоздающий на экране навсегда исчезнувший мир.
Тонкий стеб над всем сразу современным фестивальным кино, от экзистенциальной тоски Звягинцева до анималистических притч Лантимоса
Кажется, Мещанинова с Девониным увидели человека, на которого отечественная культура давно не обращала внимания и который тем не менее говорит что-то важное про нас — здесь и сейчас.
В «Короле Лире» присутствует какое-то «обратное отстранение» — когда узнавание, которое приближает нас к герою, срабатывает словно бы «от противного», вопреки контрастным отличиям, с течением экранного времени.
«Салют-7» выгодно отличается от своего ближайшего конкурента уже тем, что не пытается подшить к реальным событиям квасной патриотизм, обращаясь попеременно то к учебнику истории, то к учебнику сценарного мастерства.
Кажется, сама история «вмонтировала» в «Заложников» рифму с «Покаянием», чтобы спустя 30 лет подвергнуть сомнению главный тезис фильма Абуладзе: нельзя остановить насилие, выкапывая или пряча от родственников их мертвецов.
«Аритмия», наверное, самый зрелый фильм не только Бориса Хлебникова, но и всего российского кинематографа 2010-х.
Тема национальных противоречий не кажется здесь спекулятивной. Противоречия между евреями и кабардинцами, между русскими и чеченцами, между кабардинцами и русскими не просто прописаны в сценарии или звучат в диалогах — они буквально разлиты в воздухе.
Проблема «Времени первых» в том, что зрителям снова предлагают развернуться на 180 градусов, отводя взгляд от проблем в настоящем, словно бы пытаясь заговорить имперскую травму. И это несколько обесценивает, бесспорно, важную попытку увидеть в советской истории покорения космоса отдельных людей.
Несмотря на внушительную длину (2,5 часа), драма из жизни ничем не примечательного сантехника родом из крошечного американского городка смотрится на одном дыхании.
В недавно родившемся коммерческом российском кинематографе «Притяжение» выполняет, наверное, самую важную на сегодняшний день социальную задачу — это первый жанровый антифашистский фильм.
Режиссер Авдотья Смирнова не народ поделила на касты, как пишет о фильме высоколобая, и потому не слишком чуткая критика, а саму себя разделила на двух героинь, и фильм ее — об этом внутреннем разломе. О том, как хочется задушить себя подушкой или упрятать за решетку все живое, что в тебе есть, чтобы потом, одумавшись, поспешно выпустить на свободу.
Дебютант Валерий Рожнов, снимая фильм о студенте-прогульщике, сам явно метит в отличники: сдавая сочинение на тему «Как бы я снял «Психо», если бы был Квентином Тарантино», он, без сомнения, рассчитывает получить проходной балл в большое кино. Впрочем, какую он выберет специализацию: массовика-затейника с малокровными шутками эпигона, маргинала-трэшмейкера или первопроходца русского хоррора — пока непонятно.
