То, что в начале выглядело «Смертью в Венеции» на американский манер, становится фильмом об убийстве — и человека, и жанра.
Впрочем, как иногда и сам Брехт, Жуде не отличает пробуждение от возбуждения — и тот праведный гнев, который наверняка испытает зритель фильма, вероятно, окажется направлен в прошлое и не выйдет за стены кинотеатра.
Неожиданно только, что заурядный рассказ о том, как витальная грубость селян или рабочих обновляет жизнь измученных неврозами горожан, здесь оборачивается своей изнанкой. Лодка выходит в море, свобода пахнет рыбой.
