При фантастически проделанной работе звукооператоров и поминутных реверберациях Рубен как персонаж имел бы неосторожность скатиться в стереотипы в менее проворном исполнении. Ахмед берёт на себя смелость уйти «под воду», где отражает каждый срез отчаяния и осознанности, постоянно эволюционирует.
При выведенном в названии имении Ма, трансформативность и бесстрашно набранные (а затем интенсивно потерянные) килограммы позволяют Дэвис за короткий хронометраж раствориться без усилий, показав зависимость от указаний продюсеров, богемскую сущность с безапелляционным шиком, маргинальность и рвущуюся наружу идентичность.
Рефлексию душат на ровном месте, закатывают в асфальт из устаревшего техниколора и раскладывания на два голоса. Никакого праздника, хотя шариков в избытке.
За потрескиванием диджитал-костра, обменом подарками и суррогатной фамильной динамикой сценарий неощутим. Авторки многократно пытаются очистить его от фигурального льда, вводя то стереотипных друзей с затяжными репликами-манифестами, то мудрую бывшую. Как результат все тонут в намерениях, оставляя зрителей без ужина и даже постпраздничного похмелья.
Элегия» с ходу подтверждает реноме автора как прилежного, мечтательного ремесленника, разыскавшего в очередной раз голливудскую формулу, заставившего её безукоризненно работать.
И в этот раз аудитории положено оттягивать экстатическое удовольствие: от всемогущества лица Тильды, цельности и привычного расклада гамм/дизайна киновселенной Альмодовара.
Обрамив себя пенными клише и открытым эпилогом под сводами Британского музея, эта «премиальная» драма слишком суетлива, вынужденно опустошена и непомерно честолюбива.