Как выяснилось, замечательный артист Лэндри Джонс легко мог бы сыграть Эдит Пиаф, и ее образ — вызов уж точно посмелее заурядного для роли современного святого Дага, который все шагает к храму, но эту дорогу ему не осилить ни в одиночку, ни на хромой собаке.
Агрокультурное ревендж-порно с обертонами большого авантюрного романа. Может ли быть плохим фильм, где Мадс Миккельсен попеременно сеет картошку и перерезает вражеские глотки?
Манн, некогда обогнавший современный киноязык в экспериментах с цифрой, теперь слегка в догоняющих, но за этим кругом — хорошее время, а вместо сердца — пламенный мотор.
Диктатура вечна, потому что бессмертна. В каждом тиране сидит ребенок. Беззубо для готической сатиры, кажется, Ларраин, того не замечая, сам стал донором для своего идеологического врага.
Фильм, как и героиня, лучится своим остроумием, способностью познавать мир во всей его жалкости — сродни бракованному игрушечному дельфину с отваливающимися глазами, которого можно взять по баллам в супермаркете, но подкупает знакомой, пусть и гипертрофированной уязвимостью.
«Итальянское лето» — кино проходное, аутентичное условности времяпрепровождения в кемпинге средней убогости, но всегда приятно наблюдать, как политактивный подростковый максимализм капитулирует перед повседневными радостями.
Не фильм, а сплошное удовольствие и, помимо прочего, отличный гайд по тому, как провести каникулы.
La calda vita ценен одним из самых поэтичных образов ушедшего лета.
Университетский мастер твердил Далтону, что необходимо ломать правила искусства и отпускать прошлое, но кое-кто это занятие, очевидно, прогулял: для чего-то самодостаточного в фильме с избытком прямых вкраплений предыдущих частей.
Режиссеры идут самым легким путем — показывают мертвецов, фейковых двойников и несчастного кенгуру, истекающего кровью на дороге. Словом, какая-то унылая получилась вписка.
Режиссер Рейд, как и Миа, успешен лишь в одном — искусстве выносить мозг. Получить от такой брезгливой исповеди удовольствие возможно, только если вы, как и Сара, страстный любитель ковырять распухшие волдырем ранки на своем запястье.
Маршалл, сняв прекрасный мюзикл «Девять», пробудил в «8 с половиной» Феллини либидо. Он же спустя 15 лет, томясь в казематах Мышиного дома столько же, сколько Урсула в своем подводном гроте, маловыносимо пересказывает классический мультфильм так, что, не добавив ничего к сути, удлиняет его почти на час.
Ну просто плюшевая версия «Всех страхов Бо» — эгоцентричный мальчик в теле сорокалетнего мужчины, сделавший капитал на желании стать повелителем царства мягких игрушек. Все эти патологии останутся на обороте все той же красной бирки, рассмотреть ее как следует зрителю не дадут.
Билли выгуливает собаку — и натыкается на бизона. Последний появляется в кадре несколько раз и знаменует собой присущую жителям прерий степенность — кажется, это единственное образное впечатление, что оставила после себя для Кио и Гаммелл экскурсия по трущобам Южной Дакоты.
В жизни каждого должен быть маленький подвиг — избранный председателем жюри присяжных Рональд на манер «12 разгневанных мужчин» убеждает сомневающихся поступить по совести — даже, если он придуман шайкой гэгменов, посмеивающихся над тобой из соседней комнаты.
В «Приколистах» предостаточно отвратительно безумных сценок — из такого материала вышла бы классная скетч-нарезка на ютьюбе, но нет цельного фильма.
«Кто есть Америка», как и «Борат»/«Бруно» — акционизм в чистом виде: тело художника в гиньоль-оболочке становится субъектом художественного высказывания.
Кане понимает, что делало комиксы Госини и Юдерзо особенными только к финалу. «Поднебесная» должна была быть одой их многолетней (вне)экранной дружбе с Леллушем — и становится, когда два товарища наконец садятся за общий стол и хохоча делят одного зажаренного кабана на двоих. Жаль, что сразу после этого начинаются титры.
Сиквел — перечень подростковых проблем, которому режиссер Веред следует как списку покупок: последовательно и методично.
Это по-японски скромный и тактичный фильм о больших чувствах, которые иные могут выразить только на кухне.
Монопьесу, сопровождаемую настолько плохим слогом, Антуан наверняка постыдился бы ставить на сцене.
«Кумир» — пятисерийное становление грешницы мирового класса.
Если злосчастная инфернальная крокозябра — образ потери, то герои стараются не свыкнуться с ней или отпустить, а избить до полусмерти и закрыть за собой дверь. Сомнительная борьба с проблемой — либо быть сожранным, либо спалить память до тла.
Христианское кино зачастую снимали и великие режиссеры, почему не найти хотя бы компетентного в жанре ремесленника — неясно. Пока же этот сеанс что-то среднее между плохой серией «C.S.I.: Место преступления» и пойманной в 4 утра теологической радиопередачей.
«Неряшливость — это сексуально» твердят с экрана, словно бы осознанно на словах оборачивая недостатки фильма в его достоинства, правда, по отношению к зрителю — это тоже форма газлайта.
