В конце концов, каждый из его несчастных бедолаг перестает притворяться — и то, как зафиксирован этот болючий процесс в «Аноре», придает ей щемящей искренности, преодолевающей все языковые несовершенства.
«Ловушка» с ее вульгарным, вызывающе комичным насилием, велеречивым сарказмом и морально-этической неопределенностью, бесспорно, очередной экспириенс.
У Альвареса плохо со всем, что отличало индивидуальность его предшественников.
В реальности любая ода воображению блекнет, если на режиссерском мостике не стоит какой-нибудь мощный визионер.
«Мой Марчелло» сделан по-хорошему лениво — именно такой эквивалент беззаботности находит в кадре Денев.
Не считая режиссерского трепета к знакомым с детства краям, романтическое напряжение в кадре попеременно стремится к нулю — видимо, заземлило в полях.
Тридцать лет назад все те же два часа Йоханссон и Татум бы поочередно отпускали остроты и миловались — и это точно было бы классное кино.
Лайвли же, если кого-то и выбирает, то свое отражение — ее авторитарное творческое влияние сводится к узурпации большинства крупных планов не только на «оскаровский» плач, но и для того, чтобы подсветить наряды, аксессуары и устрашающие позолоченные шпильки.
Если «Агро Дрифт» концептуально прокатывался в стриптиз-барах, то «Вторжение» должно стать хитом залов игровых автоматов.
В авторской непоследовательности «Жатвы» нет манящей недосказанности, только поверхностно-невнятная вариация всех тропов, присущих исследующим нравы драмам о жестокосердности коммун.
«Я все еще здесь» — далеко не тот застеночно-пыточный фильм, который можно представить, ориентируясь на предпосылки трагедии Юнис и Рубена. Будет и больно, и грустно, и светло, но не только от мученических тягот, выпавших на их долю.
Так, «Братство» оказывается далеко не хроникой схватки двух культов, а чуть ли не антитрампистским плакатом, параллеля деятельность Мэттьюса со штурмом Капитолия. Иногда все-таки лучше от себя ничего не добавлять.
Картина «Наконец» — и прощение, и исповедь, и все та же импровизация на трубе, потому что душа поет и музыка лечит.
Поверить в народного мученика в частности и такое кино морального беспокойства в целом, смогут лишь самые наивные, те, кто и правда считает, что меняет мир лайком в соцсетях, а «за будущее коз» кто-то готов лезть на амбразуру.
Классическому для Альмодовара китчу режиссёр на этот раз предпочитает театральную условность, но даже сценическим исполнением не объяснить, почему все эти высокие речи звучат как его скверно переведённый ранний фильм.
Не фильм, а имитация оргазма.
Тревожиться, по Муре, — что дышать, именно этот трепет заставляет нас чувствовать вещи красивее и глубже, чем когда-либо. Раскрывается вместе с волнением и этот фильм.
У братьев Букерма получается разве что академично цитировать «Вестсайдскую историю», располагая маловразумительной историей о стычке заклятых врагов за батин байк марки «Ямаха».
После премьеры «Бруталиста» Корбета упорно начали сравнивать с другими американскими кинематографистами, в чью ДНК оказалась вшита новоголливудская мечта. Но, в отличие от них, евроцентричный постановщик не привык раздавать ответы — к финалу каждое второе предложение (и сюжетную линию) обрывая на многоточии.
За первые пять минут картины Ларраин в клиповой нарезке успевает реконструировать все классические фотоснимки и луки Каллас — на том содержательном уровне «Мария» и остается.
«Планета Б» не просто очередной прескверный стриминговый сай-фай — это копеечная социальная антиутопия, смахивающая на подпольный агитлисток о борьбе против всего плохого.
Все это смешно и узнаваемо — от подростковой несдержанности и полемической страсти до неустанных поисков вайфая и разговоров вслух с книжкой.
Такого разброда не утаить, даже если вывести на экран сотню кошек.
Зачем всем видом показывать, что в твоем фильме есть тайна, когда обозначил дискурс на первой минуте? Лантимос стал подмигивать намеками так часто, что это напоминает нервный тик.
Может показаться, что режиссеру не удается сфокусироваться на единой перспективе, но эта многоголосица для него и есть суть времени. Токсично-маскулинный хор героев, которым есть о чем плакать и тосковать. «Байкеры», как и любая фиксация конца эпохи, полон меланхолии и злого предчувствия.
