… после «Осени в Нью-Йорке» и «Сладкого ноября», это третий фильм о любви к смертельно больной девушке… Поклонникам жанра можно смело рекомендовать из трех именно эту ленту — хоть без звезд и художественной предприимчивости, а может, именно благодаря этому, — она звучит почти как средневековая ода стоицизму. Другое дело, что почти всех поклонников этого жанра давно унесла чахотка.
Большинство гэгов — это словесная эквилибристика, каламбуры, что бесконечно далеко от эстетики комикса, где первостепенен именно изобразительный ряд. Актеры, Депардье и Клавье, бродят среди этого лингвистического шапито, как два уставших клоуна, у которых на лице написано, что они ждут не дождутся, когда же на смену выйдут гимнасты и можно будет слинять с арены и раздавить бутылку на двоих.
«Убей меня нежно», что называется, вещь в себе. Если он не делает революции в искусстве, то, по крайней мере, вызывает то же медитативное чувство радости, что филигранно выполненная эмалированная шкатулка.
Увы, его фильм — лучшая иллюстрация того, что любой жизненный цикл имеет свой конец. Выдуманная Америка, которая приняла столько выдуманных историй, не способных произойти нигде, кроме этой несуществующей заокеанской страны морока и преступления, больше не может принимать сюжетов-иммигрантов.
Как любой шедевр — а «8 женщин» именно им и являются, — он обладает самостоятельным культурным значением.
Затея Олтмана — сыграть самый кукольный из жанров как гиперреалистическое наблюдение за течением подлинной жизни — в отличие от полицейского расследования, зашедшего в тупик, удалась.
«Мужчина и женщина» 2000-х: без глянцевой картинки и ша-ба-да-ба-да, более сдержанный, оттого — более пронзительный. Маленькое моралите о том, что любовь — это бегство от будней, что жива она лишь пока мир вокруг двоих смещен, как на карусели, и если карусель возвращается на круги своя — значит, это уже не любовь, а новые будни, которых стоит бежать.
Тем, кто никогда не видел Джеки Чана в гонконгских фильмах, очень советую не пропустить «Случайного шпиона»: учитывая возраст актера, этот фильм — один из последних образцов приключенческого рукотворного кино, производство которого прекратила даже Франция после ухода Бельмондо и Делона.
«Любовь это дьявол» вместо фантазии на тему живописи Бэкона предлагает лишь ее дотошную кинокопию. И интерес ее авторов — не в сфере искусства, а в области грязного исподнего его создателей.
Лебедеву и самой киностудии «Мосфильм» удалось повернуть время вспять. Не они первые озадачились тем, чтобы вернуть на экраны интонацию советского кино — что разумно, раз новые времена не выдвинули достойного кинослога. Но им первым это удалось. Это кино смотришь без рефлексий, но — замирая от страха, негодуя на зверства, плача без стыда.
У итальянки Франчески Нери репутация утонченной европейской актрисы… А вот ее появление в «Возмещении ущерба» со Шварценеггером удивляет: она на полном серьезе коварничает и злодействует в экзотическом боевике, где людям вставляют в зубы распорки и запускают им в горло ядовитых змей, а взрывов больше, чем килограммов живого веса в самом Шварценеггере.
Получив после смерти Кесьлевского в наследство его сценарий, открывавший очередную трилогию «Рай — Чистилище — Ад», немецкий режиссер Тыквер подчеркнул, что действие происходит в Италии, и это решение подарило философской абстракции плоть и кровь.
На 90 процентов «Али» — фильм оператора Эмманюэля Любецки («Сонная лощина», «И твою маму тоже»). 100-миллионный бюджет пошел на создание кадров, каждый из которых может быть вывешен в Лувре.
Сюжет этого фильма — самый односложный в истории французской криминальной драмы. Также верно, что это два напряженнейших часа в истории французской криминальной драмы.
Неожиданным образом его статичные, вмерзшие в февраль сцены принимаются складываться в прихотливый узор занятного сюжета, а в последние полчаса в метель уцепившихся друг за друга событий, в которых истерический смех неотделим от жестокого хулиганства.
Это история любви: простая, как любая история любви, как экспресс из точки А в точку Б. Сложная, как любая история любви, как механизм скорого поезда. Это история испытания любви — эгоизмом, неспособностью признать право на собственный образ жизни и мнение у того, кто кажется твоей второй половиной.
Вообще говоря, такого легкого непритязательного развлечения не было в кино уже несколько месяцев. Тут не надо тужиться, кричать от неожиданности или упиваться дороговизной съемки — зато здесь можно чесать за ухом себя или спутника, плевать семечки на пол кинотеатра, ковырять в носу и ни на секунду не терять доброго расположения духа за всеми этими ничтожными занятиями.
Талант любого хорошего детективного автора в том, чтобы застлать зрителю глаза иллюзией, а на последней минуте вернуть загудевший в компьютерной оргии мир на круги своя. Питоф эту задачу решил превосходно. Традиция и здравый смысл — два кита, на которых французское кино, которое в 80-х похоронили, входит в новый век триумфатором.
Харлин взял 72 миллиона долларов и снял лучший в мире фильм о гонках — «Гонщик».
Такие фильмы принято называть эстетскими. Туповатые шутки Билли Боба Торнтона неловко повисают в антониониевских паузах. Казенное человеколюбие режиссера Барри Левинсона тушуется под панорамным взглядом камеры.
Шарлиз Терон вообще одна из лучших актрис нашей поры, оказалась достойной преемницей Эли МакГроу и Лайзы Миннелли, в то время как Кеану Ривз почти весь фильм ходит голый и почему-то очень красивый. Настолько красивый, что ему не надо ничего играть: при одном взгляде на него понятно, почему именно мистер Ноябрь стал занозой в душе девушки…
Из уважения к Кубрику, который до последнего скрывал, о чем его новый фильм, я оставлю сюжет «Искусственного разума» за рамками статьи. Постигайте его тайны в той последовательности, в какой запланировал Кубрик. Он внакладе не останется: в кино эта великая сказка занимает ту же нишу, что в литературе — «Маленький принц».
«Амели» настолько отвечает всем самым насущным ожиданиям 2001 года, что это могло бы даже раздражать. Не будь этот фильм настолько позитивным и гуманным, что ни с какой современной киномодой с ее танцующими в темноте пианистками не вяжется напрочь.
Взгляд Китано всегда был наивным, но в первый раз он — провинциален. Тому виной саксофон с Рижской киностудии — Хисаиси, видимо, понял, что в этот раз ничем не может помочь брату. И, чтобы сойти за умного, посмеялся над ним.
«Страшное кино-2» — такая же коллекция тугих образцов остроумия, да и тех авторам хватило только на позорный хронометраж в 1 час 10 минут. Для зрителей с низким порогом реакции тошноты это, впрочем, и хорошо.
