Детектив наоборот: в начале показывают, кто и кого убил; интрига в том, как в ходе обеда профессор шаг за шагом будет обнаруживать факт и обстоятельства убийства. Киноэксперимент: первый в истории фильм, снятый одним планом.
Уникальный случай, когда не титрами, не диалогами, не сценарными ходами, а чистыми кинообразами нас заставляют сопереживать истории, до тошнотворности неправдоподобной в пересказе.
«Выбор» — детальное повествование о том, что оружие против бандита — его близкий, ангел, которого бандит хранит от знания об истинном мире; в этом неведении — его хрупкий бандитский рай. Но проникни в этот рай намек на создателя — ангел отвернется, и рай станет адом и для бандита, и для ангела. В идеологии жанра Корно свернул ленту Мебиуса. Продолжения быть не могло.
За научно-познавательный фильм ехидный Бунюэль выдает еще одну свою — самую смешную — комедию о жадинах, хвастунах и дураках, которых поставить на одну доску с малярийным комаром — и то много чести. Эффект — как если бы Николая Николаевича Дроздова попросили прокомментировать фильм о жизнедеятельности не барсучка, а москвича.
… Поэтому нам, обремененным необходимостью жить в обществе и считаться с мнением окружающих, кино Альмодовара — как кислородная маска. Дышите, но в меру: в кислород подмешан веселящий газ!
Может быть, если б обаятельный Сэндлер сам сыграл роль чистильщика, он бы и смог придать всему этому смысл, превратить набор отходов в смешную историю. Но Шнайдер поплыл в выстроенном другом-продюсером аквариуме фильма, как просто еще одна какашка. Мне очень неприятно это писать, но, простите, еще неприятнее это смотреть.
На этот раз Земекис со своими дорогими киноприборами забрался на территорию почти запретную, в совсем уж низкий жанр. Такое волнует либо малообразованных домохозяек, либо охочих до обывательского китча эстетов-извращенцев, либо страдающих вегетососудистой дистонией. А мне кино понравилось.
Сам фильм — трехчасовой наезд на крупный план телеидолов. Настолько крупный, чтобы в рекламной улыбке разглядеть невротическое подрагивание губ, в сияющих глазах — затаившуюся истерику. Пока не станет ясно, что эти телеидолы — заводные машинки судьбы, и батарейки у них садятся.
Форд снимал вестерн из времен вражды индейцев и белых на Диком Западе, а сделал роуд-муви — с дорогой, поиском исчезнувшей белой девушки и пустынными паузами. Объект идолопоклонничества Вендерса: «Париж, Техас», по сути, — осовремененный ремейк «Искателей».
Наверное, для получения культового фильма для хакеров надо, чтобы его и делал хакер. Вдохновенный, врубающийся. Тут компьютер должен быть на первом месте, а не сценарные листки. В фильме все приколы — вымученные. Молодые и неопытные актеры безбожно кривляются и шарахаются из кадра в кадр толпой неделю не мывшихся «Элен и ребят».
И этот шпионский боевик похож на Бонда ровно так же, как Родман на Пирса Броснана. Фильм-трансвестит. Не пародия, а именно трансвестит, нечто в одежде другого пола… Хорошо ли это? Зависит от того, бывает ли вам весело на транс-шоу и носите ли вы одежду от Готье. Но приятно сознавать, что у фриков и основной массы человечества общие главные ценности.
Режиссер Зонненфельд, до этого поставивший обе серии «Семейки Адамс», — законченный ретроман. Он запомнил кино таким, каким оно было в его детстве. Он наклеивает отдельно снятых актеров на отдельно снятый фон не ради стилизации, а от уверенности, что кино до сих пор только так и снимают. У коллег Зонненфельда выходят натужные ледяные пародии, у него самого — честная приключенческая комедия с просто сердечной проповедью геройства и отваги.
Кино — и впрямь страшное, как собака. Пародия на молодежные фильмы ужасов паршива как ничто в этом урожайном на дурновкусицу году.
«Каникулы» вошли в историю как фильм, отразивший романтическое состояние, в которое впала после войны Европа, обрезавшая до колен пышные юбки — согласно кодексу диоровского new look. О «Жюльетте» меньше вспоминают. А зря: где в американских «Каникулах» — Евродиснейленд, во французской «Жюльетте» — неподдельный галльский колорит, которым и вдохновлялся Диор.
Фильм из интеллектуального эссе превращается в веселую комедию, а герои забывают о своих проблемах и превращаются в активных буржуа. Напоследок Паскаль оставила «своим» тоже что-то вроде тонны гашиша — фильм, снимающий депрессию интеллектуала. Найди себе дело, и не понадобится ни супружеская измена, ни «Капитал» Карла Маркса, ни психиатрическая лечебница — посыл ясный и бодрый.
Актеры еле движутся, камера едва ползет сквозь туман, музыка Майкла Наймана пилит душу. И плачешь. Не над героями, которых жалко. Над странным фильмом, который уже любишь больше всех на свете, как родного ребенка, чей еще детский мозг прямо на твоих родительских глазах пожирает раковая опухоль. Очень викторианское кино, рекомендую.
Такие титры мы уже двести раз видели, после них показывают душевную комедию в духе старого Голливуда. Только этот дух так упорно — особенно в девяностые — вызывали к жизни, что окончательно его из Голливуда вышибли. Сырье перерабатывают уже в пятидесятый раз. Перед нами безотходное производство — как в индустрии пластиковых стаканчиков.
Его принято считать сатирой — не столько на деятельную героиню, сколько на бездеятельное общество, где сердечные союзы ведут в никуда, артистические сборища — к экзистенциальной игре на тему потери индивидуальности, а симпатия — лишь повод для фотосессии.
Показывая историю любви, которой не было, которую навязало в действительности и самому Хабблу воображение Кэти, фильм искушает зрителя не верить самому себе, подчеркивая интимность в отношениях звезд даже схожим гардеробом, словно говоря: взгляните, как они подходят друг другу. Из этого диссонанса — лирической картинки и нелицеприятной оценки природы чувств — рождается великая мелодрама, которая не врет.
Фильм снят в провинции, и от мутной гаммы возникают мысли о бедной и серой тамошней жизни. А они криминальной комедии совсем ни к чему, и очень мешают радоваться за идиотский энтузиазм плодовитого режиссера Полынникова. Отважный человек, он уже который год с азартом снимает жанровое кино, хотя не понимает в этом деле решительно ничего.
Хотя внешне эти уроки эмансипации мало отличаются от традиционного укрощения строптивой. Маршалл вновь демонстрирует вкус к любовной комедии с шутовской дуэлью полов, разрешающейся в финальном поцелуе. Жанр испытанный, и он умеет с ним обращаться; новые идеи не мешают вновь испытать это старое чувство, которое в разные эпохи дарили нам Софи Лорен и Мастроянни, Хэпберн и Трэси, Тэйлор и Бартон, Робертс и Гир.
В сочетании с передовыми спецэффектами зрелище получается упоительное. Обычно такие кинофеерии снимали в странах тоталитарного режима. Американцам впору призадуматься. А нам — расслабиться и получить удовольствие от небывалого похмельного сна, привидевшегося подпоенному дебилу. Голова с утра будет болеть не у нас.
Смотреть за набуханием любовных чувств в исполнении отменных актеров — кондитерское удовольствие. Если что-то и сохранилось от первоначальной истории в ходе многочисленных пересказов, так это легкомыслие и церемонность.
разговорная драма с неуклюжей криминальной линией никак не превращается в законченное произведение. Но сама тема настолько сентиментальна, что достаточно спроецировать на сюжет собственный опыт, и волна эмоции -вопреки несовершенству фильма -проявит себя нечаянными слезами.
Удовольствие — тройное. С одной стороны, настоящая криминальная загадка, разгадываемая только на последних минутах. С другой — парад замечательных актеров, которых интересно подозревать… А с третьей — это смешная комедия с гэгами в стиле безвкусных, но отчаянно любимых многими вечерних субботних телешоу.
