Если Годвин Бакстер пересаживал мертвой женщине мозг ее ребенка, то Лантимос переносит нас в мир собственных фантазий, передает свои мысли и образы на расстоянии. И разрешает нам в них пожить.
«Вонка» — как фальшивая елочная игрушка из анекдота. Не радует.
Попытки поженить ежа и ужа (чем, собственно, и была вся эпоха Крейга) провалились, и в итоге на экране мы видим нечто непроваренное и полусырое — не то шпионский триллер, не то нелепую любовную драму с самыми деревянными диалогами, какие только можно представить.
Бесстрашие оказывается вещью в себе, внутренним стержнем, который помогает лишь отчасти, но уж точно не ведет к победе. Два самых пугающих, почти безысходных эпизода картины показывают бесстрашных людей, вдруг оказывающихся бессильными.
Моррисон добивается гипнотического эффекта: он создает нарратив не отдельного городка северной Америке, но американского XX века.
Пожалуй, фильм Шумовской перешагивает национальные границы: подобное с легкостью могло произойти в русской, датской или американской глубинке.
Картину Бекерманн очень легко прочесть как рефлексию на тему современного положения дел — не только в Восточной Европе, но и в мире. Вещи, еще вчера казавшиеся недопустимыми для обсуждения даже в личном общении, открыто произносятся с трибун и поддерживаются восторженной толпой.
Под конец сериал выходит на уровень какой-то метафорических абстракций — повествование напоминает притчу: о религии, праведной жизни и о широком «что такое хорошо и что такое плохо». В этой притче нет морали: Wild Wild Country рассказывает о том, как тонка грань между любовью и ненавистью
«ВМаяковский» решен преимущественно театральными и монтажными средствами, которые и делают фильм необычно убедительным. Подход оказался идеальным для рассказа о Маяковском и его времени. Ведь оно было таким театральным.
Вместо того, чтобы рассказывать простую историю о преодолении себя, о внутреннем росте и о том, как стать настоящим человеком, Гервиг показала эпизод из жизни обычного подростка — без менторского занудства и без назидательно поднятого пальца.
В фильме, конечно, нашлось место многим темам, которые на протяжении последних 30 лет развивали Коэны в своих фильмах — но Клуни не владеет каким-то коэновским секретом, который позволяет братьям оживлять персонажей и сюжетные повороты. Нет того юмора, нет символизма, которые вдыхают жизнь в персонажей.
Игры со сновидениями, зеркальные отражения и двойники, любовь и поиски себя, программная отстраненность от политики — и вместе со всем этим очень цепкий женский взгляд на окружающий мир.
Линч понимает кино в каком-то первозданном смысле — скорее не как историю, но как полотно, картину, которая должна восхищать, захватывать и ошеломлять многообразием деталей и мелочей, не всегда объяснимых, но создающих врезающиеся в память эмоции и атмосферу. Эти характерные черты несомненно проявились и в новом 18-часовом «Твин Пиксе»
Линч обожает подкидывать тайны и символы, которые интересно разгадывать — секреты, завернутые в загадки и укрытые тайнами. Их приятно крутить в руках, разглядывать как красивый калейдоскоп идей — в этом, а вовсе не в поиске какого-то настоящего и окончательного ответа, и заключается суть.
