Фильм Рейн Верметт возвращает надежду, что выхолощенные и опошленные в иных устах и контекстах слова про «поэтическое мышление» и «особый нарратив», про «множественности» и «коллективности», про борьбу с «колониальными конструктами», могут вернуть себе свежесть морозного утра посреди канадских пустошей.
Это не сеанс возвращения памяти или наделения голосами немых. И не разоблачение грязного секрета, открывающего важную истину. Это практический вывод из слов одного друга Адорно, согласно которым «не бывает документа культуры, который не был бы в то же самое время документом варварства».
Вместо аморализма — имморализм формы, в пределах которой даже самые низменные проявления человеческой натуры (вспомним финальный диалог героев «Воспитания чувств») находят не понимание или сострадание, выраженные в цепко-липких словах моралиста, а нечто от них бесконечно ускользающее.
Оставаясь в пределах формата «любовного романа», «Атлантика» соединяет стоны об Эросе с новостями о жертвах капитализма и политики в отношении мигрантов. Это заводит её в тупик неразличения: между ангажированным высказыванием, всегда устремленным к другим, и нарциссическим желанием полюбоваться в зеркало на собственные грёзы.
Возможно, Радльмайеру (пока) не хватает грезоподобного ритма, который столь необходим для убедительности политического воображаемого. Однако на уровне теории он хорошо усвоил, что задача политического искусства — не исследование проблемы, а аффективное вовлечение в новый опыт чувственного восприятия.
