В нем чувствуется какая-то болезненная, патологическая надломленность. Словно у сценариста, придумывавшего шутки, накануне кто-то умер — и он все равно, скрипя зубами, пишет и шутит, ненавидя себя, своих героев, продюсеров, зрителей.