Явное злорадство, с которым Эммерих крушит планету, и то, что разрушение туристических ­достопримечательностей для него пусть и любимая, но все же рутина (вроде как Кобзону в тысячу первый раз спеть «Не думай о секундах свысока»), и даже растерянное лицо Кьюсака, впервые в жизни попавшего в кино со спецэффектами, — все это по большому счету идет «2012» только на пользу. А то, что саму по себе идею масштабного конца света, не надоевшую человечеству за несколько тысяч лет, менее талантливые высокобюджетные постановщики укатали до состояния унылой банальности за какие-то пятнадцать, — то не вина Эммериха, а его беда.