Лео отыгрывает лицом и телом весь свой нечеловеческий гонорар: его персонаж кажется единственным живым, пусть и изрядно покалеченным, существом посреди всей этой мертвой монументальности. Он, послушно следуя тексту романа-первоисточника, попадается в ловушки — куда с восторгом ухает и зритель. Временами от этих сюжетных трюков, сопровождаемых музыкой из «Мыса Страха», дохнут даже мурашки, табунами бегающие по спине.