Десять лет «Одинокий голос человека» был фильмом-невидимкой, фильмом-призраком, фильмом-легендой, фильмом-молвой — он словно существовал на правах устного предания, как бы сам назначив себе судьбу, загодя определенную своим эстетическим естеством.