Произнесенное артистом имя Евреинова еще раз мелькает в кадре — на афише, но картине Лопушанского не хватает иронии теоретика театра — здесь все всерьез и все до конца. Когда Евлахов начинает видеть чужие сны, эффект от этой эволюции сознания и духа портит восклицание: «Уже и сны чужие снятся». Для такой тонкой материи это, как говорится, слишком толсто.