После поколения Хлебникова и Попогребского, чьи герои в основном мямлили, бубнили и заикались, а то и вовсе молчали, «Еще один год» выглядит в первую очередь как акт ликования, восклицание мальчика из пролога к «Зеркалу» Тарковского: «Я могу говорить». Ну что же — здравствуй, речь.