Пролавировать между почти религиозным каноном и стереотипом масскульта — маневр, доступный только матерым профессионалам. Более радикальный или наглый режиссер вовсе бы разрушил канон и показал другого Толстого, который в дневниках сокрушался о том, что опять задрал подол какой-нибудь девке: «Зачем? И перед Богом стыдно, и перед людьми смешно». Но Михаэль Хоффман предпочитает не позорить старика и отводит активную сексуальную роль его неуемной супруге, выводя ее из разряда пассивной жертвы.