«Талантливый человек может быть чистым»: Сергей Безруков — о Пушкине, «Плевако» и возвращении 1990-х

Обсудить0

На онлайн-платформе Premier в разгаре сериал «Плевако» — история самого успешного российского адвоката XIX века, который эффектно выигрывал одно дело за другим. В главной роли — Сергей Безруков, сняла сериал его жена Анна Матисон. Андрей Захарьев встретился с Безруковым, чтобы обсудить подход того к профессии и судьбу талантливого человека. Это большое интервью — приготовьтесь провести полчаса с народным артистом Российской Федерации.

Танец победителя


— Почему на постере сериала «Плевако» ваш герой с закрытыми глазами?

— Не знаю. Об этом, наверное, лучше у авторов рекламной кампании спросить. (Смеется.) Вы наверняка знаете, что съемки для афиш делают отдельные люди, не связанные с авторами и актерами.

— Думал, вы скажете: правосудие слепо.

— Неплохая версия, не думал в этом направлении. Хотя несколько двусмысленно звучит, не находите? Смею надеяться, в нашем сериале правосудие не слепо, а беспристрастно и судит, не глядя на чины и звания. Не глядя, невзирая на, несмотря на… С этой позиции трактовать постер — хорошая идея.

— Почему это не байопик реально жившего адвоката, а история по мотивам?

— Если браться за биографию, то это художника сильно ограничивает. А в художественном произведении все-таки должно быть место для фантазии, да? Поэтому он у нас Николай Фёдорович, хотя в жизни его звали Фёдор Никифорович. Для удобства все дела, которые ведет мой герой, мы перенесли в один временной отрезок, последовательно, хотя они были разбросаны по биографии Плевако. Из этих же соображений всё судопроизводство проходит в Москве. Последнее допущение, кстати, оправдывается еще и тем, что Плевако считался именно московским адвокатом. Тогда говорили, что в Москве пять достопримечательностей: Царь-колокол, Царь-пушка, собор Василия Блаженного, Третьяковская галерея и Фёдор Плевако.

— Вас консультировал Генри Резник. Что он вам полезного рассказал?

Генри Маркович — легенда, сам заслуживает большого кино. Я с ним говорил с огромным удовольствием, обсуждал работу адвоката. Быть защитником — это, с одной стороны, призвание. С другой — Генри Маркович говорил, что это все-таки именно профессия, работа, которую надо делать хорошо. На встрече мы были вместе с Аней (Матисон — Прим. ред.), и она внесла в сценарий несколько рассуждений Генри Марковича о профессии адвоката.

«Плевако»

— Вы обсуждали внешность героя? Посмотришь на фото настоящего Плевако и вообще людей тех времен — все такие косматые, бородатые.

— Что касается моей прически, такая была довольно-таки модной в то время, достаточно вспомнить Савву Морозова. У нас были отличные художники по гриму, мне понравилось это их предложение, оно как раз в духе той прогрессивной эпохи. А искать внешнее сходство не стоит. Все-таки у нас собирательный образ.

— То есть вам не хотелось сделать его посовременнее?

— Тут тонкий момент. Мы не думали его делать современным относительно наших дней, но Плевако и главная героиня Мария в исполнении Оли Лерман — они должны были опережать свое время, оставаясь при этом в эпохе. Именно такие люди двигают мир вперед. Это были сложные задачи для художников по костюму, по гриму. Да, многое взято из реальной биографии, в том числе его личная жизнь, которая сама уже во многом мифологизирована. Например, происхождение Фёдора Никифоровича — уже большая тайна. По одной версии, его мать была калмычкой, по другой — казашкой, с отцом не многим яснее. Уверенно можно утверждать только то, что он был поляком и служил в Троицке, документы, подтверждающие это, сохранились. Сами историки не могут определиться, поэтому мы, поменяв имя героя, вправе были выбирать версию.

— Хотелось подчеркнуть, что он из народа?

— Что незаконнорожденный. Его родители не были венчаны. По тогдашним законам Российской империи это означало, что родители не состоят в браке, а их дети считаются незаконнорожденными. У них не было имущественных прав, дворянских привилегий, права на государственное образование. Несмотря на успехи в учебе, Фёдора Никифоровича выгнали из гимназии именно по причине происхождения. В итоге Плевако добился всего сам и вопреки всему. Стал, как говорили, «Пушкиным юриспруденции», и всё благодаря таланту, блестящим знаниям, а еще актерским способностям.

Интересно, что, даже добившись права на фамилию отца, достигнув небывалых репутационных высот, казалось бы, переиграв судьбу, он снова столкнулся с проблемой гражданских прав и конкретно с незаконнорожденностью, когда влюбился в Марию Демидову. Промышленник Василий Демидов не давал Марии развода, именно с этим вопросом она и обратилась впервые к известному адвокату. В конце концов Плевако и Мария прожили вместе всю жизнь, более 30 лет, но обвенчаться смогли лишь после смерти Демидова. Таким образом, они не только были изгоями для общества, не имели права публично показываться вместе, но и все трое их общих детей были незаконнорожденными.

— В финале первой серии ваш герой вдруг танцует.

— Ну, это импровизация. Я станцевал на площадке, Аня попросила оператора включить камеру. Решили: почему бы не оставить? Более того, к этому моменту я уже знал элементы народного калмыцкого танца, специально разучивал для сцены с фантами из девятой серии, вот и начал миксовать — получилось симпатично. Тогда мы решили этот танец протащить еще через пару серий, сняв несколько «контрабандных» эпизодов, поверх вызывного плана. Не так давно мне передали из Элисты реакцию зрителей. Они говорили, что это настоящий национальный танец. Мне нравится, что получилось какое-то единение с другой, но с близкой нам культурой.

Так вот, это танец победителя. Он привык побеждать. Тут, кстати, как мне кажется, и заключается опасность: человек настолько верит в свои силы, что однажды это может его подвести, судьба накажет. Заносчивость порождает в характере нотки тщеславия, самолюбования. Он в первой серии так и говорит, что никогда не проигрывает. Есть в этом бахвальство, не такой уж он идеальный. Это уже интереснее играть. И вместе с тем становится ясно, какими популярными людьми были в те времена адвокаты. Наверное, их можно было бы сравнить с сегодняшними звездами эстрады. Не зря же люди ломились в суд, когда выступал Плевако. Приезжали из других городов, чтобы услышать его речи. Ну а чем не театр? Так что танец — своего рода упоение этой популярностью. Он ведь не проигрывал ни одного дела. Точнее, в самом начале карьеры проиграл одно, а дальше ни разу.

— Кстати, смотрели «Солтберн»?

— Что это?

— Драма Эмиральд Феннел. Герой там тоже в конце танцует. Правда, голый. Почему-то вспомнилось.

— Спасибо за рекомендацию, посмотрю. Но прекрасно, когда рождаются разные ассоциации. Сейчас огромное количество вариантов этого танца. Я даже в соцсетях объявил конкурс на лучшее исполнение.

Внеслужебные методы


— Зачем сегодня снимать про Плевако? Есть какая-то сверхидея? Хочется что-то сказать зрителю?

— Лучше об этом спросить мою жену — режиссера сериала Анну Матисон, она же автор сценария. Еще больше этот вопрос адресован продюсерам — Алексею Ефимовичу Учителю, главе студии «Рок», и Тимуру Вайнштейну. Знаю, что это была давнишняя мечта Тимура, так что продюсеры реализовывали свои давние задумки.

— Не верю, что вы не думали об этом.

— Это касается вообще благородной миссии защищать людей. Каждый человек имеет право на защиту. Генри Резник мне напомнил, что существует презумпция невиновности. По судебной реформе 1864 года стороны защиты и обвинения уравнены в правах. То есть не то, что человек априори виновен, а вам надо доказать обратное. Нет, сначала надо доказать, что его вина есть. Вообще, это наш такой манифест о благородном служении в целом. И адвокаты не стряпчие, обделывающие делишки — это люди думающие, служащие закону и милосердию.

— Как вам кажется, такие люди могли бы стать сегодняшними ролевыми моделями?

— Многие из легендарных личностей прошлого могут стать серьезным примером. Потому что делали свою работу на совесть. Нередко бесплатно, и Плевако — тоже. Например, он защищал крестьян села Люторич. Он действительно помогал тем, кто в этой помощи нуждался.

«Плевако»

Работа адвоката сродни актерской: нам тоже приходится выступать адвокатами своих героев. Это еще со времен Константина Сергеевича Станиславского повелось. Приведу пример: в сериале по роману Захара Прилепина «Обитель» Александр Велединский дал мне роль Эйхманиса, начальника Соловецкого ГУЛАГа. Оправдать такого человека невозможно. Но я попытался понять, откуда в нем произросло все то зло, что он делал. Стал изучать биографию и узнал, что у него в Алма-Ате во время схода селя погибла жена, сам он тоже пострадал. В этом я и нашел точку опоры, понял, что этот человек стал иначе относиться к жизни, смерти, любви, он проецировал боль произошедшего на все последующие события. Мы даже придумали с Сашей Велединским день, когда тот скорбит по жене, смотрит ее фото, карту, где отмечена Алма-Ата, напивается. Так я смог найти человеческое даже в таком страшном персонаже.

Полагаю, что подход адвоката к подзащитным похож. Эта профессия была и будет востребована всегда. И интересна людям тоже. Недаром были так популярны шоу на ТВ (не знаю, есть ли сейчас), изображающие судебные процессы.

— Пока что зрители охотнее смотрят на Данилу Багрова и его внесудебные методы вершить справедливость.

— Ну, это реалии лихих 90-х. Я думаю, что мы от этих времен все-таки ушли. Дай бог, чтобы бесповоротно.

— У вас нет чувства, что мы, напротив, к ним приблизились и даже в них вернулись?

— У меня нет. Я понимаю, что этот вопрос адресован мне как исполнителю роли Саши Белого. Я жил в те времена, но так случилось, что все, с чем ассоциируют лихие 90-е, миновало меня. Я этого не видел, поскольку учился в Школе-студии МХАТ на курсе Олега Павловича Табакова, потом попал в «Табакерку», занимался театром. Тем не менее, когда мы снимали «Бригаду», я окунулся в те обстоятельства.


И если сравнивать 90-е и наши дни, то, безусловно, нет ничего общего.

— Не то что у нас тут бандиты по улицам ходят, просто традиции того времени вернулись — мы по понятиям живем.

— Смотрите, если я буду утверждать, что все в нашем сегодняшнем судопроизводстве идеально, то буду представлять интерес исключительно с медицинской точки зрения. Да, много прорех. Но я не специалист по современному праву, чтобы профессионально обличать и делать громкие заявления. Я артист. И моя задача направлена на то, чтобы, перефразируя Пушкина, чувства добрые в людях пробуждать. То есть два года я проживал жизнь Плевако, понимая и принимая его логику, его эмоции, разделяя его гражданскую позицию. Он ведь был неофитом адвокатского служения. Тогда после судебной реформы состязательность в судах только начиналась. Зачастую энергия заблуждения, по словам Толстого, добавляла его энтузиазму сокрушительную силу в зале суда. Я могу только надеяться, что все было не зря. Что мой герой с его неподкупностью и честностью станет для кого-то поводом задуматься о собственном профессиональном предназначении. Извините за пафос.

— Хорошо. Не кажется ли вам, что Достоевский стал играть в нашей жизни особенную роль? Даже в «Плевако» его то и дело поминают.

— Действие нашего сериала начинается в ноябре 1880 года, а Достоевский умер в феврале 1881-го. То есть Достоевский на тот момент для своих современников уже давно один из самых значительных писателей. И, кстати, за десять серий мы всего дважды поминаем его имя: мой герой в первой серии фоново читает «Бесов», а во второй его цитирует Победоносцев. На этом всё. Так что «то и дело» — это преувеличение. Просто, как мне кажется, мы в этом сериале очень разные, не черно-белые, всегда на стороне здорового сознания. А если вернуться к Достоевскому, то он не сейчас, а всегда традиционно популярен, четвертый по числу экранизаций. На первом месте — Шекспир, потом Чехов, затем Толстой и Достоевский. Это и сегодня самые экранизируемые авторы во всем мире. Несмотря на позицию внешнего мира к России сегодня, классика остается классикой. Так что Достоевский на все времена.

— Вы не согласны, что мы сейчас особенно погрузились в мрачный мир его книг?

— Попытки разобраться в себе, своей вере, самоанализ вообще полезны всегда. Достоевский же об этом. И каждый примеряет его метания на себя. Сам он был очень противоречивым человеком. Прочитайте его «Дневник писателя», удивитесь. И его дружба с обер-прокурором синода Победоносцевым о многом говорит.

— Вы больше в мире Шекспира, наверное?

— (Смеется.) Вполне возможно. Вы все-таки говорите с артистом. Очень люблю Шекспира, поставить его — моя мечта. Я недавно ставил «Капитанскую дочку», и после премьеры один из наших гостей мне сказал: пора ставить Шекспира, потому что у тебя Пушкин получился с размахом шекспировским. Есть у меня одна идея. Я думаю, что реализую ее в театре — как режиссер-постановщик, конечно. Как актеру тоже было бы здорово, но режиссура сейчас увлекает меня больше. Я давно ею занимаюсь. Сначала негласно был ассистентом режиссера в «Табакерке» и вот уже 10 лет возглавляю Московский Губернский театр. Ставлю здесь спектакли в разных жанрах.

С Пушкиным удалось сохранить его великий описательный язык благодаря тому ходу, что мы придумали в «Капитанской дочке». И протянуть ниточку в современность опять же с такой болью, с такой надеждой. Надеюсь, даже намек на свет в конце тоннеля удалось показать.

Театр — один из самых живых видов искусства. В кино иначе; это искусство, которое запечатлено, зафиксировано раз и навсегда. Сейчас перечитал «Мартиролог» Тарковского, и в одной из последних дневниковых записей он пишет про ретроспективу своих фильмов в Италии и сам очень критично их оценивает: тут бы убрать, здесь сократить, финал не тот… По прошествии времени человек продолжал работать над своими фильмами. Но кино не поправишь, а театр — можно. Каждый спектакль неповторим, не похож на предыдущий. И у тебя взгляд на мир меняется, настроение другое. Каждый раз вы тоже неповторимы.

Храм искусства


— Мне шепнули, что ваша «Капитанская дочка» — про Евгения Пригожина. Шутят?

— Да господь с вами! Нет тут никакой политики. Это история России, сложная, противоречивая, но государство сохранилось, и мы в нем живем. Тема бунта, бессмысленного и беспощадного, есть. Пушкин проделал колоссальную работу, изучая пугачевский бунт. Проехал по местам восстания, встретился с очевидцами. В нашем спектакле мы используем тексты не только «Капитанской дочки», но и «Истории Пугачёва», а также реальные документы допросов. И в самом начале выводим эпизод с Лизаветой Елагиной (в замужестве Харловой). С ее отца-коменданта казаки содрали кожу, а его жиром свои раны мазали. Страшные зверства, как они дошли до этого? Ведь изначально как сумел Пугачёв поднять казаков на бунт? Они шли за «казачью правду». Их стали лишать их прав, традиций, отменили казачий круг, лишили казаков всех податей, а вылилось все в ужасную трагедию. Но не буду читать лекцию по истории, просто нам было важно показать в спектакле пугачевский бунт и конкретные преступления и наказание. Мои студенты очень хорошо танцуют казачий круг под песню яицких казаков. До слез. Пляска, полная отчаяния, перед смертью. Для меня было важно, что Пугачёв встает на колени перед капитанской дочкой. Ведь ее родителей убили по его приказу, он попросил «унять эту старую ведьму»…

У нас эта сцена попадает в каждого — взрослые мужики плачут.


С одной стороны, есть шанс покаяться. С другой — вы понимаете, что никакого прощения не будет.

Но ведь самое главное — это попросить прощения у Господа Бога в лице той самой девчонки. Умирать-то легче будет. Ведь на казнь человек пойдет. И он был прощен этой девчонкой.

Русский народ беспощаден, но в нем есть и всепрощение. Это у того же Достоевского есть. В характере нашего народа нет злобы и ненависти. Он не может долго держать обиду. В Европе могут затаить обиду и потом припоминать. Видите, сейчас шлейф негатива прилетел откуда, казалось бы!.. Русский народ не злопамятный. Это есть в спектакле, но не только это. Он очень многослойный. Возможно, каждый там найдет те смыслы, ответы на вопросы, которые его сегодня мучают, — про нашу историю, про то, что мы, несмотря ни на что, движемся вперед.

— Я посмотрел «Дядю Ваню» в вашей постановке, где вы, собственно, играете Войницкого. Ваши мироощущения с Иваном Петровичем в какой степени совпадают? Вы и ровесники с ним.

— Спектакль был придуман в пандемию. Я шесть месяцев жил на даче вместе с семьей, сажал помидоры, огурцы. Мне тогда как раз исполнилось сорок семь, как Войницкому. Мы совпали в возрасте и отчасти в мироощущении.

Один из многих вопросов в этом спектакле — это вера. Кто-то верит в талант. Кто-то — в любовь, очень важный двигатель созидания. Кто-то верит в Серебрякова (профессор, герой пьесы. — Прим. ред.) как в кумира, чуть ли не молится на него. Соня верит в Бога, что однажды «мы увидим небо в алмазах». А для дяди Вани такая точка опоры, веры — его сестра; у нас там висит ее фото, к которому он постоянно обращается: «Ах если бы она знала, если бы она знала!..»

Своя вера есть у каждого из персонажей, кроме Астрова. Он не верит ни во что. И его трагедия именно в этом. Без веры жить невозможно. Как говорил известный персонаж из другой пьесы Чехова: «Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни».

— Ну и что, бывает, вы тоже ее утрачиваете?

— Нет, что вы! Слава Богу, нет. Я верю, что то, что я делаю, нужно людям. Речь как раз о призвании: если ты его нашел, то понял, как и чем можешь быть полезен миру. Как бы это пафосно ни звучало, но стремление приносить пользу — одно из самых важных человеческих качеств.


Наша профессия — она ведь не для собственного удовольствия. Театр — это все-таки для зрителя.

Не для себя — для людей. Он был так создан изначально.

В современном театре сцена может транспонироваться, уходить в зал, зритель может меняться местами с артистами. Существуют различные варианты театра, но неизменным остается одно — зритель. Эмоциональное, психологическое взаимодействие с ним. Недаром Белинский назвал театр храмом искусства. Здесь вы отделяетесь от земли. Находите ответы на вопросы, которые вас мучают, видите подтверждение своим мыслям или, напротив, меняете их. И если взять во внимание то, что мы сегодня, как говорят, на пороге Третьей мировой, то это ощущение глобальных человеческих нервов… «Начать новую жизнь…» — помните слова дяди Вани? «Проснуться бы в ясное, тихое утро и почувствовать, что жить ты начал снова, что все прошлое забыто, рассеялось, как дым».

Прожить жизнь иначе — в определенный момент многие этого желают. Но жизнь такая, какая она есть; для моего героя Войницкого невозможно жить без любви. Я с этим категорически согласен. Мой герой совершает сильный поступок. Хотя я не ставлю точки, потому что все-таки это нарушение содержания пьесы. В конце многоточие. Просто намекну зрителю, что мой герой, конечно, жить не будет без любви.

— Как у вас складывается с жанром комедии, особенно в кино? Выходили же «Каникулы строгого режима», после вы как будто завязали с юмором.

— Если вы соскучились по мне комедийному, то я бы вас пригласил на спектакль «Казанова. Ars Vivendi». Я сыграл Казанову, а пьесу написали специально для меня. Это исторический факт: Казанова приезжал в Санкт-Петербург, пробыл там год. Предложил огромное количество идей Екатерине II. Ни одна не была принята. Кукурузу предлагал сажать. Выращивать шелковичных червей под Саратовом.

— Какой предприимчивый человек.

— Широкого ума человек. Говорить о нем только как о сердцееде даже оскорбительно. Вы знаете, что он придумал государственную лотерею?

— Теперь да. А что с кино?

— В кино у меня таких комедий давно не было, зато было много серьезных работ, которых мне как раз не хватало, у серьезных режиссеров: «Обитель», «Годунов», «Воздух» Алексея Германа-мл., «Оптимисты» Алексея Попогребского. Как у Арсения Тарковского, помните: «Мне и вправду везло. Только этого мало». Хотелось поработать в авторском кино, на авторском мейнстриме. Так появился фильм «После тебя», который придумала для меня моя жена Аня. Я сыграл то, что ранее мне играть не приходилось. И по характеру персонажа, и по тому актерскому инструментарию, который был необходим для роли артиста балета. Я любил танец со времен Школы-студии МХАТ, но никто никогда не использовал это в кино. А здесь пригодилось.

«Воздух»

— Верну вас к жанру комедии.

— Наверное, по мне в «Куклах» соскучились? С 1995 года.

— О вас как раз тогда заговорили как о талантливом парне, который пародирует голоса известных политиков. Появились ваши фото — такого улыбчивого, остроумного. И вдруг вы сменили интонацию — все стало серьезно, с драмой, с надрывом. Почему так произошло?

— Нет-нет, это субъективный взгляд. Не было такого, что я вдруг решил: а теперь стану серьезным. Я бы с радостью откликнулся на комедию, если б мне предложили хороший материал. Сам же я никогда не закрывался от этого жанра. «Каникулы строгого режима» — вы их сами вспомнили. Это же гораздо позже «Кукол» было. Еще позже «Джентльмены, удачи!», я играл Трёшкина. Да много было комедийного — и в театре, и в кино. А Чичиков в постановке Миндаугаса Карбаускиса в Театре Табакова? Там был гротеск. Комедия «На всякого мудреца…», где я играл Глумова. Очень любил этот спектакль в постановке Олега Павловича, играл его больше 10 лет, вплоть до 2014 года. Там был просто бурлеск. Я бы сказал, сама пьеса к этому располагает, доходило до гомерического хохота. Так что нет-нет, я не замыкался на драме.

Что касается программы «Куклы». Сказать, что я серьезно занимался пародией, — нет, это не так. Это была и не пародия. Всегда говорил, что это актерские наблюдения первого театрального курса, которые переросли в забавные сценки. Покинул я этот проект еще и потому, что убежден: в таких вещах нельзя уходить в оскорбление. А я в какой-то момент почувствовал, что мы начинаем переходить на личности. Оцениваем физиологические черты наших героев. Неправильно пользоваться тем, что тебе не могут ответить. Обычно за такое в морду бьют. Раньше это называлось дуэлью — разрешить спор благородно.

В итоге мне стало неинтересно, я покинул «Куклы» за полгода до ухода Бориса Николаевича Ельцина. Вместо меня героев в программе озвучивал Игорь Христенко. И случилась вот что: записывали новогоднюю передачу, Игорь не смог и попросил меня его подменить. Буквально на одну праздничную передачу. Я согласился, приехал, озвучили. Сначала же записывают голоса, а потом уже кукольников снимают. И вдруг за несколько часов до 2000 года звонок: Ельцин уходит. Это был шок для всех. Передачу сняли с эфира. Меня срочно вызвали в студию.


Я уже переозвучивал готовый материал, где везде произносил фразу «бывший президент».

Получается, я эту историю уже оставил, но она меня догнала под самый занавес ухода Ельцина, и мы ушли вместе.

Кстати, я очень люблю трагифарс. Востребованный жанр и очень благородный. Долгое время в «Табакерке» был спектакль «Псих» (его запись можно найти в интернете) — тот самый трагифарс. Советский вариант «Пролетая над гнездом кукушки». Всем смешно. Характеры забавные. Психи — тема благодатная. Но в какой-то момент охватывает леденящий ужас от происходящего, когда героя не выпускают из психиатрической клиники и он начинает сходить с ума. После финала в зале висела немая пауза. Один раз 20 минут все молчали, мы даже не знали, выходить на поклон или нет. Потом все-таки вышли. Но это и есть высшая точка, тот самый катарсис, которым можно лечить души.

Судьба таланта


— Своя кинокомпания, театр, которым вы руководите 10 лет, бурная общественная деятельность, организации…

— Два фестиваля!

— Два фестиваля…

— Вот-вот. Справедливо думать, что все эти должности, участия, членства накладывают ответственность и ограничивают вашу артистическую свободу?

— По мне разве это заметно? Я же не ушел из кино. Могу себя ограничить, если, допустим, выпускаю спектакль. Своих артистов я люблю и жалею, понимаю, что им надо сниматься, и не могу, как мой кумир Георгий Александрович Товстоногов, закрыть их в репзале на полгода, репетировать. А потом еще на полгода, чтобы репетировать уже на сцене в декорациях. Такая роскошь нам непозволительна. Может, у Льва Абрамовича Додина так можно, у других мэтров. У нас в Губернском театре — нет. Артисты снимаются, хотя я прошу освободить несколько недель на выпуск постановки. Сам тоже продолжаю сниматься. Если надо, то нахожу время даже на «Спокойной ночи, малыши!». Это подарок моим детям, потому что они с удовольствием смотрят эту передачу, да и я вместе с ними. У меня, знаете, ностальгия, смешанная с отцовскими чувствами. Смотрю то, что сам помню с детства.

— Это вы мне про организацию труда. Я про другое: вы же теперь не можете ляпнуть лишнего. Сыграть крамольную роль. Вдруг обидите кого? Потому что к вам вопрос будет уже не просто как к творческому человеку, который что-то выдумал. А как к должностному лицу.

— Чисто из любопытства: а что я такое раньше «ляпал», будучи не должностным лицом? Для меня ничего не поменялось. Выше мы говорили о ситуации с «Куклами»: когда понял, что тексты скатываются к сортирному юмору, то ушел из проекта. Никогда не выбирал роли, отталкиваясь от того, что кто-то что-то подумает, а только от собственного мироощущения.

— А как же эта фраза из «Дяди Вани»: «Талантливый человек в России не может быть чистеньким»?

— Это Елена Андреевна произносит, она человек страдающий, иногда сгоряча что-то может. Талантливый человек может быть чистым вполне, потому что он созидающий. Есть, конечно, гений и саморазрушение, но гений и злодейство — вспомним Пушкина — вещи несовместные. Или Сергей Есенин — очень противоречивый человек, но гений светлый. За душу такого всегда борется тьма. Много провокаций и соблазнов на пути возникает. Но я все равно за то, чтобы творческий человек, художник оставался светлым. Я оптимист по жизни. Даже несмотря на самые тяжелые жизненные ситуации. Оптимизм меня спасает. Я даже заметил, что циничные люди долго не живут.

Черпаю оптимизм в своих детях. В делах. В конце «Дяди Вани» Серебряков говорит: «Надо дело делать, господа». Конечно, у Чехова из уст такого персонажа это звучит саркастично, но если бы у нас в России все занимались своим делом! Делайте хорошо то, что умеете. Готовьте, если умеете готовить. Растите детей, если у вас это хорошо выходит. Будьте хорошим врачом, если выбрали эту профессию. У нас не хватает сантехников. Станьте сантехником, но хорошим… Хочется, чтобы пришло время профессионалов во всех сферах деятельности.

При выборе ролей у меня сейчас один критерий: мои дети вырастут и будут это смотреть. Если я даже играю сложную, противоречивую роль (тот же Эйхманис из «Обители»), то знаю почему. Это некий посыл следующим поколениям: на примере этого человека они должны понять, как это страшно и что нельзя этого повторять.

Любая роль — про это, вот хотя бы Саша Белый, культовый персонаж культового сериала. Ведь он попал в жернова истории. Девяностые — это те же самые семибоярщина, семибанкирщина. Темные времена. Произошел вывод войск из Афганистана, Саша Белый вернулся с границы в совсем другую страну. Хотел поступать в горный институт. Но что с ним сделали улица, друзья, то самое время? Он стал тем, кем стал.

— Сколько раз за эти 20 лет вам предлагали снимать продолжение?

— Много раз. Я сказал: нет. Поклонники возмущались, мол, я отрекся от сериала, героя. Не отрекался и поклонников обидеть не хотел. Просто остаюсь при своем мнении: была поставлена точка. Девяностые — это часть нашей истории, время, которое прошлось по всем. Ну, может, не по всем — буквально сегодня подходил сфотографироваться мальчик, поклонник «Бригады». Говорю: «Тебе сколько лет?» — «Одиннадцать». — «И ты смотрел „Бригаду“?!» — «Позавчера».

Я понимаю, что, видимо, после «Слова пацана» родители мальчика сказали: а теперь садись, покажем тебе, на чем мы выросли. Так что я не отрекался. И мой персонаж — предостережение тому самому поколению, которое думает, что можно быть таким лихим парнем со стволом и остаться безнаказанным. Сколько живу, смотрю на чужой опыт и понимаю : наказание все равно будет. Рано или поздно прилетит. В какой момент прилетит? Это уже как Господь Бог решит. Но прилетит точно.


Автор: Андрей Захарьев

Фото: Виктор Юльев

Смотрите также

22 ноября 20243
22 ноября 20243
21 ноября 20247
21 ноября 20242

Главное сегодня

Сегодня17
Вчера19
Вчера4
Вчера7
2 января13
2 января1
2 января6
Комментарии
Чтобы оставить комментарий, войдите на сайт. Возможность голосовать за комментарии станет доступна через 8 дней после регистрации