В прокат наконец-то выходит один из лучших российских дебютов — комедия Анны Кузнецовой «Каникулы» о школьном театре, приезжающем на какой-то дурацкий фестиваль в Сочи. Детей сопровождают худрук-кидалт (Дарья Савельева) и строгая завуч (Полина Кутепова), и эта поездка к морю очень изменит их обеих. О том, как родился этот великий и легкий фильм, получивший главный приз на фестивале «Маяк», Анна Кузнецова рассказала Тимуру Алиеву.
— «Каникулы» выходят спустя год после победы на фестивале «Маяк». Фильм шел к зрителям больше года. Что ты чувствуешь сейчас? Какие эмоции и переживания остались позади?
— Сегодня я, разумеется, ужасно волнуюсь (беседа с Анной состоялась в день московской премьеры картины. — Прим. ред.). Это волнение никогда не заканчивается, будто родила ребенка и вечно будешь о нем волноваться. Сначала переживала, что фильм не выходит. Теперь переживаю, что выходит. Нужно окончательно сепарироваться с ним, — и дальше он уйдет в большой мир, и ты уже никак не сможешь повлиять на его судьбу, на то, как его будут смотреть, на то, что о нем будут писать.
— К слову, о свободе интерпретации. Многие считают, что в фильме есть лишь то, что в него вложил режиссер, остальное — выдумки критиков и киноманов. Как ты к этому относишься?
— Думаю, каждый имеет право читать в нем все что угодно, как бы это ни было травматично для меня. В общем-то я тоже зритель большую часть времени. Фильмов, которые я посмотрела, гораздо больше, чем фильмов, которые я сняла. Хочу оставить за собой право зрительского трактования.
— «Каникулы» — копродукция России и Финляндии. Расскажи, как вы питчили финнам проект. Что их привлекло в этой истории и какое участие закладывалось изначально?
— У нашего продюсера Наташи Дрозд сложились теплые отношения с финскими сопродюсерами, они вместе делали «Купе номер 6». Была идея сделать проект международным. Чтобы получить финансирование от Eurimages, нужен был европейский партнер. Сначала мы думали привлечь Грузию, хотели снимать там. У них тоже есть Черноморское побережье, которое местами похоже на Сочи. Но поняли, что уходить из России не хочется в плане съемок, родная фактура нам поможет. Когда приезжаешь на съемки, хочется подсматривать какие-то штуки, которые бы само место добавляло в кино. Из серии «такое не придумаешь».
Наташа предложила, чтобы на проект пришел оператор, снимавший «Купе номер 6». Она осталась от него в полном восторге. Я посмотрела его фильмы и сразу согласилась. При всех очевидных сложностях этого решения (английский язык на площадке, отсутствие переводчика и прочее) мы поняли, что оно того стоит. Конечно, изначально Финляндия должна была больше участвовать в проекте. Мы планировали делать там звук и цветокоррекцию. Но не успели. После 2022 года у них уже не было возможности переводить деньги на российские счета. Хотелось бы, конечно, большего, но в текущих реалиях это оказалось невозможным.
— Насколько я заметил, в фильме многослойная структура: есть и трагедия трех женщин, и драматический конфликт художника и бюрократии.
— Самое важное, что нужно сказать читателям Кинопоиска: у нас комедия! (Смеется.) Все, что ты перечислил, в фильме, разумеется, есть, но не хочется создавать впечатление, что у нас зверски серьезное кино. Я искренне считаю, что сняла комедию. Нам с Катей (Екатерина Задохина, соавтор сценария. — Прим. ред.) было смешно!
— Да. Все, что я делала в кино, я писала вместе с Катей.
— Соавторство — штука непростая. Кого-то в тексте чувствуется больше, кого-то — меньше. Кто-то пишет, а кто-то переписывает и дополняет. Как строилась работа у вас?
— Наш способ адаптации, примирения с действительностью — подмечать в ней забавные штуки и нашим языком про это рассказывать. Я бы не смогла, наверное, снять драматический триллер, как «Кончится лето» Вовы Мункуева и Максима Арбугаева. Мне тяжело с этим соприкасаться на полном серьезе, проще все-таки добавлять даже в трагическую историю как можно больше обаяния жизни и юмора. На самом деле, все очень близко — и смешное, и трагическое.
С Катей мы очень давно дружим, вместе учились в МГУ на журфаке. С того момента, как я пошла учиться на режиссуру, мы и начали вместе работать. Однажды я попросила: «Помоги, пожалуйста, надо что-нибудь написать». Так все и началось. В процессе сотворчества важно сразу договориться, кому принадлежит последнее слово, чтобы не было конфликтов. Мы с Катей решили, что финализирую все я. Катя, как пишущий человек, имеет возможность дописать свою версию. Например, после «Каникул» она написала роман, своего рода сайд-проект, где, собственно, примерно те же персонажи, но совершенно другая история. Отличное отдельное произведение. Катя всегда говорит: «Сценарий — это твое, роман — это мое».
Обычно я приезжаю с какой-то задачей: «Сегодня мы должны придумать, как учительницы уходят в отрыв». У нас есть специальное место, мы уезжаем в лес, там прекрасный луг, по которому мы ходим и накидываем мысли. Как только появляется нечто, что действительно нравится и мне, и Кате, становится понятно: мы попали. Записываем в блокнотики диалоги, кусочки идей, потом я уезжаю и все это свожу воедино. Потом цикл повторяется. Таким образом рождалась почти каждая сцена в фильме. Сценарий мы писали год, а потом еще год редактировали вместе с Борисом Хлебниковым, нашим креативным продюсером.
— Кстати, о нем. В последние годы в титрах авторского кино я часто вижу упоминание художественного руководителя (обычно это Александр Сокуров) и Бориса Хлебникова как креативного продюсера. Можешь прояснить, какую функцию он выполняет?
— Боря — удивительно щедрый человек. Во-первых, я у него училась, он был моим мастером в МШК вместе с Алексеем Попогребским и Денисом Клеблеевым. У Бори — это важно отметить — нет ощущения, что мы, как новое поколение режиссеров, можем у него что-то отнять, будто мы занимаем его место в индустрии. У многих взрослых режиссеров это ощущение конкуренции есть, но не у Бори. У него большая душевная щедрость, ему не жалко хвалить чужое. Сначала он прочитал сценарий и позвонил мне. Он подошел к нам с очень большим доверием, он видел в нас и нашем сценарии лучшее. Боря умеет так похвалить, что ты сам думаешь: «Блин, ну, наверное, не говно». (Смеется.) А дальше начинается, как говорится, «критика с верой в тебя».
Мы обсуждали с Борей каждую сцену. Это такой взгляд со стороны, который заныривает в каждый эпизод и еще раз его перетряхивает: про что это, зачем, для чего она это говорит, что она здесь делает… Дальше мы с Катей ушли думать, что-то переписывать. Через несколько месяцев снова встречаемся и пару дней снова читаем полностью сценарий. Это что касается процесса редактуры. А как к креативному продюсеру к нему в принципе можно было обратиться с любым вопросом. Он рекомендовал нам некоторых актеров, говорил в целом, что думает про кастинг.
При этом Боря любил напоминать: «Это ваше авторское кино». Если его мнение по каким-то вопросам расходится с моим, он никогда не будет настаивать. Так, собственно, на протяжении всего производства, то же самое происходило на монтаже. Помню, мы сделали первую сборку, отправили Боре — он звонит, очень много хвалит, а потом между делом говорит, что надо все немножко переделать. (Смеется.) Его уважение, готовность помочь, щедрость и принятие нас как авторов в совокупности делают его прекрасным креативным продюсером. Поэтому многие и хотят с ним поработать.
— Хотел обсудить работу с детьми на площадке. Честно говоря, я редко вижу в кино хорошо играющих детей, но «Каникулы» — исключение. Есть в фильме документальная природа, у ребят такое естественное поведение, что кажется, будто смотришь документальное кино. Какие техники работы с актерами ты использовала?
— Больше всего я волновалась, когда мы готовились, что дети будут плохо играть. Это был мой самый большой страх. Катя сама ведет театральный кружок в Обнинске, она настоящая училка, работает в школе. Мы очень много наблюдали за ее детьми, я даже поехала вместе с ними в лагерь на две недели в Абхазию и ходила следом с документальной камерой. Там я за ними бесконечно подсматривала, снимала, чтобы понять, как они существуют. Потом написали наш веселый сценарий, где дети такие живые и непосредственные, а сама думаю: «Боже, а теперь придут деревянные дети, будут говорить это деревянными голосами, и получится гребучий „Ералаш“».
К поиску детей мы подошли крайне ответственно. Когда ты чего-то боишься, то стараешься не просто подстелить соломку, а обложиться ей со всех сторон. У нас было именно так. Я все время говорила: «Вы понимаете, это дети. Мы должны подойти к этому со всей серьезностью, здесь очень легко облажаться». Кастинг был очень долгий. К счастью, продюсеры нам это позволили. Наташа понимала, что дети — это суперважно, нам нужно время.
— У тебя звездный детский каст в итоге собрался: дочь Евгения Ткачука и Елены Маховой, дочь Алексея Бокова, дочь Алины Ходжевановой, дочь Мириам Сехон. Это магия кастинг-директора или случайный тандем?
— Мы искали детей везде: работали с актерскими агентствами, которые на этом специализируются, объявляли открытый кастинг, ходили по театральным кружкам. Искали везде, куда могли дотянуться. Писали в соцсетях, и все наши друзья к себе репостили. Вот друзья друзей прочитали, и к нам приходили действительно дети актеров, продюсеров. Они появились из нашего окружения.
Возвращаясь к техникам работы: опять же по принципу «обложиться соломой». Как достигается достоверность? Если ты можешь погрузить актеров в максимально комфортную и приближенную к тому, что нужно играть, среду, то им будет проще. Классно, когда помогает все: воздух, температура, среда. Человеку должно быть холодно, и ему холодно, и ты это видишь. По истории дети уезжают в Сочи как в лагерь, без родителей, и нам хотелось создать для актеров такое же ощущение.
Мы сказали, что не берем с собой родителей. Чтобы им было не так страшно, объяснили, что у детей будут двое вожатых, один из них детский психолог, и еще режиссер-педагог, моя подруга Инна Сухорецкая, замечательная актриса. Я очень боялась профессиональных актерских коучей, боялась, что детей научат плохому. На пробы приходило много детей, которых уже кто-то научил. Мы писали родителям: «Пожалуйста, не репетируйте с детьми, пусть они запомнят текст, и всё, но не репетируйте с ними, чтобы они не приходили уже с какими-то вредными заготовками». Я позвала Инну, потому что знала: она точно плохому не научит, только хорошему, у нее очень естественное актерское дарование, умение быть живой в кадре. Но и коуч, кстати, тоже был на нескольких сменах.
По-моему, дети справились блестяще. Мы многое отдавали им на откуп, в кадре немало импровизации, но в основном все реплики сценарные. В итоге я больше всего за детей волновалась, а с ними было легче всего. Видимо, как-то мы перевложились в это на этапе подготовке, так что на площадке они вели себя абсолютно профессионально.
— Получается, труднее было со взрослыми актерами?
— Нет, просто много вещей, которых мы не ожидали на съемках, они сильно усложнили нам жизнь. Например, коронавирус. Сейчас кажется, что это было так давно и не по-настоящему, а тогда у нас была вспышка «дельты». Когда мы уехали в экспедицию, снова ввели много коронавирусных ограничений. Нашу группу коронавирус не обошел: я заболела на третий день съемок и режиссировала из палатки. На взрослых актеров просто больше ответственности лежало, все-таки история про них. Там было меньше возможностей для импровизации. Все и так написано на полутонах, нужно было сыграть историю, не пережимая, очень точно и аккуратно.
— Мне понравился дуэт противоположностей, хотя инфантилизм Савельевой иногда выглядит гипертрофированно. Трудно поверить, что взрослый человек с детьми может настолько по-детски себя вести.
— Это ты просто Катю в жизни не знаешь. Даша Савельева еще очень серьезная по сравнению с Катей.
— Получается, у образа Даши есть документальная фактура? Катя писала ее отчасти с себя?
— Конечно, в Тане очень много от Кати, но понятно, что это не полностью автобиографический образ. У героини Кутеповой, кстати, тоже есть прототип, правда не завуч, а хореограф и балерина. Поскольку нам нужен был завуч, мы ее, конечно, трансформировали, сделали образ строже и серьезнее, чтобы добиться контраста с Таней. Но, на самом деле, в ядре своем они очень близкие персонажи. Мария Генриховна — та еще авантюристка, в ней живет такая волшебница, Мэри Поппинс.
Для нас дуэт Даши и Полины не был очевидным решением, пробы на взрослых героинь мы тоже проводили долго. Даше обычно приходится играть женщин на грани нервного срыва, и она это умеет. Она может ничего не делать, выдать один пронзительный взгляд, и все, ты видишь за человеком глубочайшую драму. Эту драму нам нужно было в героине Тани спрятать, чтобы ее не было видно на поверхности. Собственно, наши пробы с Дашей были про то, как все это спрятать.
Когда появились Даша, стало понятно, что у нас проблемы с выбором второй героини. У Даши сильная энергия, а Мария Генриховна должна быть как бы над ней, еще сильнее. Нам нужна была королева, которая при этом не прилагает к этому никаких усилий. Знаешь, как Маргарет Тэтчер сказала, что иметь власть — это как быть настоящей леди. Если вам приходится доказывать людям, что вы ею являетесь, вы ею не являетесь точно. Полина именно такая. Она заходит в помещение — и ты сразу понимаешь, кто в этой комнате сейчас главный. Она умеет себя подать. Даже когда она конфликтует с Дашей, она на самом деле не конфликтует. У нее как бы воображаемый бокал шампанского в руке, она это делает с улыбкой — легко, обаятельно, обескураживающе.
— Пересматривая кино год спустя, обратил внимание, что в кадре много ярких деталей, которые добавляют и объема, и жизни героям. От пятна на майке у Савельевой до английской булавки в ухе у регионального чиновника. У него еще на лацкане двуглавый орел, если я правильно разглядел…
— Да! Короче, я обожаю эти штуки. Это, знаешь, такой бонус-трек для зрителя, который пересматривает кино. Есть еще прекрасный момент, который не я придумала, а он случайно произошел. Когда Таня сидит в комнате и играет в карты с маленькой девочкой, у нее нога лежит на столе. Туда заходит Кутепова, и Даша — бац — и ногу со стола резко убирает. Это просто произошло в одном из дублей. Все эти детали работают на фильм, я обязательно их беру в монтаж. Когда актер уже понял своего персонажа, у него вот это как бы само рождается.
Булавка в ухе у чиновника была на самом деле, то есть актер с ней на площадку приехал. Когда мы его одели в костюм, это сочетание булавки и двуглавого орла — это просто все для меня. Это и есть кино. Самое главное — просто увидеть это. Ты не всегда можешь такое придумать. Если ты это вдруг поймал, это счастье. Конечно, я считаю, что всегда кино должно быть перезаложено. Что-то потеряется, что-то не получится, но если ты изначально заложил много-много всего, то где-то что-то сработает. Это моя подушка безопасности.
Та песня, например, которая у нас играет на сцене во время церемонии награждения, — «Россия, мы дети твои!». Мы ее услышали случайно. Когда приезжали изучать локации, были выборы в регионе — то ли местные, то ли по поправкам в Конституцию. И на участке, который находился прямо в ДК, играла эта песня. Я ее сразу записала себе на телефон, потом мы ее нашли и смогли купить права. Поэтому и хочется снимать в условиях, максимально приближенных к тому, что у нас в кадре. Тебе реальность всегда подкидывает штуки, которые круче, чем то, что ты мог бы сам придумать.
— Фильм запомнился мне своего рода духом творческого протеста. Когда ты художник, то, как правило, чаще всего против чего-то. Была ли у вас с Катей подобная задумка или это, скорее, кинокритическая интерпретация?
— У нас герои — подростки, их история — это всегда история бунта и протеста. Поскольку наша главная героиня к ним очень близка, ее позиция тоже находится в некотором не всегда осмысленном протесте против мира взрослых, как она привыкла его видеть. Почему она не хочет взрослеть? Ей не нравятся эти взрослые. Для того чтобы повзрослеть, нужно себе хотя бы примерно представлять, каким взрослым ты хочешь быть, а она нормальных взрослых не видит. Ее конфликт с миром условностей и бюрократии — такая энергия там есть, она закладывалась.
— Сразу с «Маяка» ты уехала снимать сериал для Okko (процедурал «Дыши» про акушерку, оказавшуюся под следствием по обвинению в халатности. — Прим. ред.). Получается, тебя схантили еще до премьеры дебюта?
— Не совсем. «Каникулы» уже существовали. Это была та травматичная для меня стадия, когда фильм существует, но про него никто не знает, его никуда не берут, судьба картины абсолютно непонятна. Было ощущение, что мы кино сняли, и оно канет в Лету. У меня не было работы, и так случилось, что в одном месте сошлись люди, которые знали о существовании «Каникул».
Аня Арутюнова, консультант по продвижению проектов и моя знакомая, была в курсе, что «Место силы» срочно ищет режиссера на сериал. С другой стороны, были Вова Мункуев и Пётр Шепотинник, которые очень любят «Каникулы» и меня поддерживали. Они втроем обсуждали судьбу фильма. Аня рассказала ребятам из «Места силы», что есть я. Мы отправили им ссылку, они посмотрели кино, и через три дня у меня была работа. Спасибо «Каникулам» за мое трудоустройство! (Смеется.) Я приехала на «Маяк» со съемок на один день на свою премьеру и церемонию закрытия, а на следующий день улетела обратно снимать.
— Как бы ты объяснила зрителям, которые, например, пока не читали критиков, а только увидели красивый постер твоего фильма, почему на него стоит обратить внимание?
— Мне кажется, люди просто классно проведут время. Эти два часа совсем не скучные. Моя задача — снимать кино, которое я сама хотела бы посмотреть, которое бы меня развлекло и при этом немножко погладило по голове и сказало: «Ничего, еще поживем, все будет хорошо». Кино, над которым можно и посмеяться, и поплакать, и получить, мне кажется, настоящее удовольствие.
Автор: Тимур Алиев
