В серии «Страдающее Средневековье» (издательство АСТ) вышла книга историка Ольги Тогоевой «Дела плоти. Интимная жизнь людей Средневековья в пространстве судебной полемики». Литературный критик Галина Юзефович, горячо любящая эту эпоху, воздает должное уникальному исследованию и рассказывает, какие факты здесь особенно впечатляют.
Галина Юзефович
Литературный критик
Человек ездит на лифте куда чаще, чем оказывается свидетелем преднамеренного убийства. Однако поездку на лифте в деталях описал, пожалуй, лишь Алексей Сальников в своих «Петровых в гриппе», в то время как истории о загадочных смертях исчисляются сотнями, если не тысячами. Люди в целом тяготеют к фиксации уникального, а не типичного. Типичное кажется самоочевидным и в силу этого не заслуживающим внимания. Как результат — именно типичное, обыденное хуже всего документируется и стирается из людской памяти быстрее всего.
Применительно к Средним векам с их скудной и фрагментарной источниковой базой это особенно заметно. Мы имеем неплохое представление о войнах, религиозных лидерах и интригах в среде знати, но огорчительно мало знаем о повседневной жизни обычных людей. Те, кого корифей отечественной медиевистики Арон Гуревич относил к категории «немотствующего большинства» (этим термином он обозначал примерно всех акторов средневековой истории за вычетом самых ярких ее протагонистов), для нас практически невидимы. Они лишены не только собственно голосов, но и лиц, бытовых привычек, мнений по самым базовым вопросам.
В своей книге «Дела плоти» историк Ольга Тогоева находит способ проделать небольшую дырочку в глухом заборе, со всех сторон огораживающем частную жизнь средневекового человека, и заглянуть через нее в область совсем уж таинственную — жизнь семейную и интимную. Для этого Тогоева обращается к кругу источников, не вполне типичных для исследования подобного рода проблем, а именно к судебным и следственным материалам.
Первое обстоятельство, способное потрясти неподготовленного читателя, состоит в том, что в XIV и XV веках в Европе в самом деле существовала сложная система судопроизводства, включающая в себя пытки в качестве одного из методов дознания, но далеко ими не исчерпывающаяся. Человек, обвиненный в преступлении по месту жительства, имел право подать апелляцию в суд более высокой инстанции. Для рассмотрения одного дела судьи могли собираться неоднократно, подсудимому полагались защитники, и при необходимости процесс мог быть приостановлен для сбора недостающей информации. Документооборот включал в себя жалобы, свидетельские показания, протоколы допросов и множество других бумаг, а оправдательные приговоры и помилования были не такой уж редкостью.
Расхожий стереотип, согласно которому правосудия как такового в Средние века не существовало, рушится с первых же страниц «Дел плоти».
Впрочем, к констатации этого факта книга Ольги Тогоевой определенно не сводится. Задача ее куда сложнее, интереснее и амбициознее — на примере отдельных юридических кейсов (исключительных и атипичных уже в силу того, что они дошли до суда) попытаться реконструировать ту невидимую для нас норму, от которой отступили фигуранты рассматриваемых дел. Очертить из ряда вон выходящее, для того чтобы понять, как же мог выглядеть тот самый «ряд».
Молодая женщина Колетт Ля Бюкет, горничная на постоялом дворе, является под дверь влиятельного чиновника Жана Ле Мерсье, чтобы предъявить предполагаемому отцу незаконнорожденного сына и потребовать для него содержания. При этом действует она так напористо и скандально, что Жан Ле Мерсье подает на Колетт в суд за оскорбление представителя власти — эта уголовная статья как раз в те годы набирала популярность. Дальнейшее разбирательство многое нам сообщает о жизни девушки, утратившей девственность до брака. С момента «грехопадения» (или, вернее, с того момента, как о нем становится известно) она в глазах окружающих не более чем секс-работница, лишенная права на членство в общественной корпорации «порядочных женщин». Отныне она полностью зависит от милостей других людей — в первую очередь, конечно же, мужчин. Показания Колетт Ля Бюкет не звучат убедительно, она сама признается, что в ночь предполагаемого зачатия развлекалась не только с Жаном Ле Мерсье, но еще с двумя мужчинами. Из-за этого она теряет малейшие шансы на снисхождение суда и приговаривается к изгнанию из Парижа.
Судьба Колетт (и, надо думать, тысяч ей подобных) выглядит трагически предопределенной и безнадежной — средневековая мораль не знает снисхождения к таким, как она.
Но бывают и сюжеты на первый взгляд чуть более оптимистичные. Так, «падшей женщине» по имени Масет Рюйи все же удается правдами и неправдами склонить одного из своих любовников — человека молодого, богатого и красивого — к законному браку. Начавшись за здравие, завершается эта история за упокой: супруг явно сожалеет о необдуманном решении, связавшем его с «распутницей», и совместно с матерью унижает, оскорбляет и даже избивает Масет. Та, в свою очередь, вступает в сговор (или не вступает — такого рода вещи плохо поддаются верификации) с местной ведьмой с целью извести жестокого супруга, но в результате обе заканчивают жизнь на костре. Иными словами, даже при относительно благополучном развитии событий положение единожды оступившейся, по мнению современников, женщины остается шатким и непредсказуемым.
Ольга Тогоева выстраивает из собранных ею кейсов стройный увлекательный нарратив, однако каждый раз с безукоризненной научной честностью останавливается на границе точно известного, удерживаясь от соблазна сомнительных реконструкций и округлых финалов. Если у нас нет документов, надежно свидетельствующих, чем закончился процесс Раймона Дюрана, обвиненного двумя юношами в сексуальном насилии, мы никогда об этом не узнаем, и с этим следует смириться. Также не суждено нам выяснить, чем завершилась увлекательная история англичанина Джона Райкнера, в некоторых жизненных ситуациях предпочитавшего именовать себя Элеонорой и под этим именем занимавшегося секс-работой.
А если у Тогоевой и появляется гипотеза, почему супруг некоей Жанны де Бем предпочел довести дело о неверности жены до суда, а не убил и не кастрировал обидчика (такая практика в Средние века считалась если не оптимальной, то приемлемой), она так и останется в статусе гипотезы.
Вообще, не лишним будет уточнить, что «Дела плоти» — книга не столько популярная, сколько научная и во многом прорывная. Опираясь на сюжеты, в той или иной мере известные, Ольга Тогоева пересобирает их в новую, куда более цельную и концептуальную картину. Отдельные детали находят свое место в большом панно, делающем интимную жизнь средневекового человека прозрачной если не полностью (в коллаже по-прежнему недостает многих деталей, утраченных, предположительно, безвозвратно), то хотя бы в большей мере. А для особо въедливого и недоверчивого читателя каждое утверждение, каждый даже мельком упомянутый случай судебной практики подкрепляется развернутыми ссылками на источники, которые, впрочем, милосердно вынесены в сноски, читатель менее въедливый может без особых потерь их пропускать.
Однако несмотря на всю свою академическую добросовестность, а возможно, именно благодаря ей, «Дела плоти» остаются книгой очень доброжелательной даже к тем, кто имеет о Средних веках достаточно смутное представление. Цепкий и острый взгляд историка остается при этом сострадательным, а способность видеть общие закономерности не исключает гуманного и вдумчивого внимания к отдельной человеческой судьбе, которую даже сквозь огромную временную дистанцию Тогоева ухитряется наполнить живой эмоцией. Это во многом парадоксальное сочетание научной отстраненности и человеческого тепла выделяет «Дела плоти» на фоне многих других научных монографий и ставит их в один ряд с такими выдающимися и вместе с тем по-хорошему читательскими книгами, как «Категории средневековой культуры» упомянутого уже Арона Гуревича или фундаментальной, но вместе с тем подлинно захватывающей «Византийской культурой» Александра Каждана.
Читайте и слушайте серию «Страдающее средневековье» в Яндекс Книгах — о сексе, пиве, ведьмах и древнерусских чудищах
