В российский прокат выходит запредельно жестокий хоррор «Ужасающий 3», в котором демонический клоун Арт кромсает новых жертв. Рассказываем, как из фанатского фильма с мизерным бюджетом возникла культовая франшиза и какой хоррор-традиции наследует кровавый треш.
«Ужасающий» — отличный пример того, насколько сильно независимым фильмам важна поддержка фанатских сообществ. В середине 2010-х начинающий режиссер Дэмиен Леоне запустил кампанию на краудфандинговой платформе Indiegogo, рассчитывая собрать необходимые средства для своего второго полнометражного фильма. Его дебют — хоррор-антология «Канун Дня всех святых» — был сборником короткометражных историй, главной звездой которых стал клоун-убийца Арт.
Новый проект Леоне замыслил как расширенный вариант одной из короткометражек. С помощью собранных краудфандингом средств (по разным данным, от 35 до 55 тыс. долларов) Леоне в 2016-м снял «Ужасающего» и показал его на нескольких жанровых фестивалях. Собрав хвалебные рецензии и увеличив армию фанатов, режиссер взялся за сиквел и успешно собрал его бюджет в 250 тыс. долларов за несколько дней на том же Indiegogo. «Ужасающего 2» показали в 2022-м на британском Fright Fest и американском Fantastic Fest, где он получил высокие оценки критиков, а затем вышел в прокат, который несколько раз продлевали (!) по запросу фанатов. По всему миру сиквел собрал 15 млн долларов.
И вот в прокате «Ужасающий 3» с колоссальным для франшизы бюджетом в 2 млн долларов. Как шутят в сети, у него есть все шансы побить по сборам вторую часть «Джокера»: критики в восторге (74% на Rotten Tomatoes), а впечатлительных зрителей тошнит на премьерных показах от сцен ультранасилия.
На первый взгляд кажется, что успех «Ужасающего» — это какое-то недоразумение. На самом деле, Леоне опирается на давнюю и почтенную традицию американского хоррора. Чтобы понять величие трилогии о клоуне-убийце, нужно вспомнить, с чего же начинались безжалостные хорроры о маньяках.
Как сплэттер стал новым направлением в хорроре
В начале 1960-х американский кинематограф медленно, но неумолимо менялся под воздействием культурных сдвигов в обществе. Жесткая и архаичная студийная цензура (воплощенная в печально известном кодексе Хейса) еще сохранялась, но рядом с мейнстримным рынком возник другой, не менее масштабный, но более креативный в плане сюжетов и стилей. Это сегмент грайндхаусов — дешевых независимых кинотеатров, где крутили провокационные фильмы, насыщенные сексом и насилием.
В этой нише нашел свое место продюсер и режиссер Гершел Гордон Льюис, сначала снимавший легковесные эротические фильмы. Увидев модный хоррор «Психо», он был разочарован: Альфред Хичкок показал на экране в подробностях все, но не уделил должного внимания злодеяниям Нормана Бейтса! Тогда Льюис придумал фильм, построенный вокруг деятельности самого маньяка, где основной упор следовало сделать на все неприглядные подробности кровавой работы, от свежеваний до расчленений. Сюжет при этом получился незамысловатым. По всему Майами орудует убийца Фуад Рамзес, поедающий части тел своих жертв и совершающий кровавые ритуалы во имя древнеегипетской богини Иштар. Бравый детектив Торнтон пытается выследить и остановить безумного маньяка, прежде чем тот воскресит кровожадную богиню. Этот рискованный проект Льюис назвал «Кровавый пир» — звонко, честно и объемно.
«Кровавый пир» вышел на экраны летом 1963-го и немедленно стал хитом проката в драйв-инах. При крошечном бюджете в районе 24 тыс. долларов сборы составили 4 миллиона, так что Льюис понял: надо разрабатывать золотую жилу и дальше. Он снял еще несколько вульгарно-кровавых хорроров (самые приметные — «Две тысячи маньяков», «Несчастные девушки» и «Кудесник Крови»), которые заложили основы сплэттера, особого поджанра ужастиков, где акцент делался на максимально жестоких убийствах, показанных во всех физиологических подробностях.
Термин возник от английского глагола «to splash» (то есть «разбрызгивать») и отсылал к брызгам крови, которыми изобиловали подобные фильмы. Хотя иногда фанаты и критики объединяют сплэттеры со слэшерами (другим подвидом хорроров о серийных убийцах) в одно направление, у сплэттеров есть своя специфика. Если слэшеры завязаны на саспенсе, а сами убийства там, как правило, показаны кратко (пусть и отличаются разнообразием), то в сплэттерах сцены смертей, напротив, весьма подробны. Упрощая, можно сказать, что первые больше работают со зрительским страхом, а вторые — с отвращением.
С падением цензуры в начале 1970-х рынок грайндхаусов оказался заполнен жестокими хоррорами. В числе примечательных фильмов того периода можно выделить «Последний дом слева» (режиссерский дебют Уэса Крэйвена, будущего автора «Кошмара на улице Вязов» и «Крика») и «Я плюю на ваши могилы» — оба были тогда разгромлены критикой, но спустя годы получили культовый статус.
Справедливости ради надо отметить, что отец сплэттера Льюис оставался в первую очередь бизнесменом, а не художником: его работы произвели фурор в основном из-за обильного шок-контента, но не благодаря крепкой режиссуре или изощренным сюжетам. А вот «Я плюю на ваши могилы» был выполнен с куда большим брутальным изяществом, и позднее его переоткрыли как мощный профеминистский фильм, ставший знаковой работой о женской мести. Иными словами, даже в ранних сплэттерах за отталкивающей формой нередко скрывался (пусть не всегда осознанный) социальный комментарий, касающийся тяжелых тем вроде травмы изнасилования или болезненной зацикленности преступников на насилии.
«Пыточное порно» и сплэттер-эстетика в современном хорроре
В 1980-е сплэттеры постепенно сошли на нет, оставшись в памяти лишь у энтузиастов жанра; их место в мейнстримном хорроре заняли более изощренные слэшеры. Новый виток популярности поджанра пришелся на 2000-е, придя вслед за внезапным успехом малобюджетной «Пилы». Так в американском хорроре возникло течение, названное критиками как «пыточное порно» (torture porn). К нему причисляют «Хостел», «Коллекционера», а еще в это движение удачно вписались ремейки культовых хорроров вроде «У холмов есть глаза» и «Последний дом слева». Хотя далеко не все эти ленты строились по канонам Льюиса, в них четко прослеживался влияние эстетики сплэттеров — настойчивый акцент на физиологических подробностях смертей и пыток.
Наряду со студийными проектами наследие сплэттеров осваивалось и в сегменте независимого кино, но в более комическом ключе. Лучший пример — франшиза «Человеческая многоножка», возникшая из шутки режиссера Тома Сикса о том, как следует наказывать педофилов. Не будучи сплэттером по форме, франшиза явно создавалась под влиянием боди-хорроров, а видеоряд был стилизован под грайндхаусный треш. В общем, без долгосрочного, пусть и косвенного, влияния сплэттер-эстетики сложно представить себе развитие мейнстримного хоррора как в 2000-е, так и в 2010-е годы.
В таком контексте и возникает франшиза Дэмиена Леоне, начавшаяся как фанатский проект, вдохновленный шокерами 1970-х. Несмотря на то, что в «Ужасающем» нет многослойных отсылок или тонкого подтекста, эти фильмы интересны как яркий пример современной эстетики отвращения, помещенной в контекст вездесущей ностальгии.
Король кровавой клоунады
«Ужасающий» резко выделяется на фоне фильмов про душегубов: на переднем плане находится именно убийца, а не его жертвы. Типичный маньяк в фильме ужасов — безмолвный и бесстрастный (Джейсон Вурхиз или Майкл Майерс) или же харизматичный болтун (Фредди Крюгер или Чаки). Клоун-убийца Арт из трилогии Леоне (во всех трех фильмах его играет Дэвид Ховард Торнтон) примечателен тем, что объединяет молчаливость и эмоциональность, а его немота окрашена зловещим весельем. Он фонтанирует эмоциями, но не в диалогах, а в пантомиме, превращая каждое убийство в блестящую репризу на сцене адского цирка.
Эти хитроумные кровавые художества во франшизе всегда были выполнены с высочайшим мастерством, особенно учитывая ограниченность бюджета. Степень зрительского шока прямо пропорциональна креативности Арта, о чем говорят и стабильно растущие кассовые сборы, и восторги фанатов, и режиссерский талант автора франшизы, постоянно изобретающего новые способы умерщвления. Как в любом достойном сплэттере или слэшере, в «Ужасающем» именно убийства составляют важнейший аттракцион, а Леоне не упускает шанса проверить на прочность грани дозволенного. Неудивительно, что режиссер в числе своих главных вдохновителей называет в первую очередь Тома Савини, великого мастера спецэффектов, много работавшего с Джорджем А. Ромеро, основателем современного зомби-хоррора.
Триквел «Ужасающего» выглядит кульминацией всех мерзких и гротескных тенденций, намеченных в предыдущих фильмах. Уже в прологе Арт играючи отправляет на тот свет целую семью (закусив печеньем с молоком!), и дальше градус кровавой вакханалии возрастает с каждой сценой. Арт замораживает жертвам лицо жидким азотом, колошматит тела молотком, увлеченно потрошит влюбленных бензопилой и весело шагает по трупам.
Леоне при этом не забывает развивать и мифологию франшизы, первые очертания которой проявились в сиквеле, где Арт обрел помощницу — гниющую красавицу Вики, а также свою противницу, девушку Сиенну, наделенную волшебной силой и призванную сразиться с клоуном-маньяком. В третьей части бегло поясняются и происхождение Арта, и природа сил Сиенны, а сюжет всей франшизы оказывается чуть ли не библейским, ведь сводится к противостоянию ангела и демона. К счастью, мифология остается довольно схематичной и не отвлекает внимания от мясных шоу-стопперов. Если первый и второй фильмы обыгрывали тему Хеллоуина, то третья часть оформлена с оглядкой на рождественские слэшеры (типа «Безмолвной ночи» или «Снеговика»), так что теперь Арт разгуливает в костюме Санта-Клауса. И на этот раз сюжет стал более динамичным, поскольку Леоне постоянно переключается между историей Сиенны и проделками Арта.
В общем, все, за что полюбили прошлые части, в «Ужасающем 3» сохранено и улучшено, так что восхищенная реакция критиков и фанатов понятна: Леоне по-прежнему умеет шокировать и показывать стильное насилие вкупе с мрачным юмором. Здесь нет сложного подтекста, персонажи прописаны широкими мазками, но именно за подобную обманчивую простоту зрители и любят такое кино. К слову, четвертая часть франшизы, которая (возможно) станет последней, уже в работе. И эта долгая жизнь клоуна Арта лучше всего подтверждает, что на наших глазах родилась современная жанровая классика, которую через десятилетия будут изучать так же, как мы — наследие Гершела Гордона Льюиса.
