Роман «Лес» Светланы Тюльбашевой (издательство «Дом историй») за последние полгода успел стать обсуждаемым и заметным дебютом. Сегодня книга вышла в электронном и аудиоформате, в связи с чем мы решили рассказать о ней подробнее. Галина Юзефович, уже признавшаяся в любви этому роману в наших книжных итогах полугодия, без спойлеров рассуждает о феномене хоррора про двух подруг, на свою голову отправившихся в карельский лес за ягодами.
Галина Юзефович
Литературный критик
В своем знаменитом диалоге о категории жанра в современной литературе писатели Нил Гейман и Кадзуо Исигуро, помимо прочего, обсуждают упадок хоррора. В какой-то момент книготорговцы обнаружили, что читатель все чаще обходит стороной секции хоррора в магазинах, и задумались, что с этим делать. Решение оказалось простым и изящным: все книги, обозначенные прежде как хоррор, просто разделили пополам. Те, в которых действовали трансцендентные монстры, отправились в раздел мистики. Те, где орудовали разного рода маньяки и психопаты из плоти и крови, переставили к триллерам. Как следствие, разделился и сам жанр. Современному автору, пишущему хоррор, прежде чем приниматься пугать читателя, нужно определиться, на какую полочку — к триллерам или мистике — он хотел бы встать.
Дебютный роман Светланы Тюльбашевой «Лес» лихо выламывается из этого правила. Буквально до последней страницы мы будем сомневаться, какой из двух типов хоррора перед нами, имеют ли описываемые события рациональное объяснение или без вмешательства потусторонних сил все же не обошлось. И этот напряженный поиск объяснения, эта постоянная осцилляция между двумя полюсами — да, все реально! нет, людоеды, нежить, колдовство! — составляют основу читательского удовольствия от романа.
Две девушки — безымянная до поры рассказчица и ее не слишком, в сущности, близкая подруга по имени Лика (модница, папина любимица, избалованная городская фифа) — внезапно решают рвануть в Карелию. Рассказчица только что получила права, и ей не терпится ими воспользоваться. Лике отец подарил машину, а в Москве стоит нестерпимо жаркое лето — почему бы не поехать на север, где прохлада, чистые озера и морошка?
Именно морошка, которой Лика несколько болезненно одержима, становится причиной беды.
Девушки буквально на несколько метров отходят от машины в поисках ягод и… теряются. Уверенные, что в два счета найдут дорогу, они уходят в лес все дальше, теряясь уже окончательно.
Постоянный голод, жажда, холод, порезы, ушибы и страх стать добычей диких зверей — их удел на ближайшие дни, а может, недели. Понемногу чувство времени пропадает, дни и ночи слипаются в один бесконечный кошмар, тем более пугающий, что героиням начинает видеться что-то, чего в лесу, даже самом диком, северном, быть не должно. И определить, что это — бред измученного сознания или нечто если не материальное, то, во всяком случае, объективно существующее — уже невозможно. Девушки словно бы пересекают магический порог, оказываясь в ином мире — мрачном, архаичном, населенном невиданными тварями.
Параллельно с историей пропавших девушек разворачивается другая история, объединенная с первой лишь относительной территориальной близостью. Небывало жарким летом в карельскую деревню переселяется странноватое семейство: мальчик лет девяти, его отец, тетя, дядя и строгая бабушка. Несмотря на общую приветливость, домовитость и респектабельность новоприбывших, сельчане довольно быстро чувствуют: что-то с их новыми соседями не так. Какая-то вокруг них клубится неясная, но вполне ощутимая жуть. А когда в деревне начинают пропадать люди, подозрения сгущаются до состояния уверенности.
На свете не так много книг, для которых сюжетные спойлеры были бы в самом деле важны, и «Лес» — одна из них.
Поэтому оставим в стороне вопрос, как пересекутся две сюжетные линии, а также где и при каких обстоятельствах потерявшиеся в лесу девушки встретятся с мальчиком и его родными. Поговорим лучше о том, что, помимо ладного, совершенно не дебютного по уровню мастерства сюжета, можно найти в романе Тюльбашевой.
Возвращаясь к упомянутой выше беседе Исигуро и Геймана, уместно вспомнить еще одну прозвучавшую в ней мысль. Жанр сегодня — категория рамочная, условная: строгие жанровые приметы свелись к своего рода обязательной программе, которую, безусловно, надо выполнить чисто, но за которую не начисляют максимальных баллов. То, что ценится по-настоящему, это нечто выходящее за рамки технического минимума и выделяющее книгу из ряда ей подобных; какая-то дополнительная идея, тема или, может быть, антураж. В «Лесе» Светланы Тюльбашевой есть и то, и другое, и третье.
Проще всего, пожалуй, обстоят дела с антуражем: Карелия в романе — это именно Карелия, а не безликая «северная русская хтонь», не имеющая ни точного места на карте, ни сколько-нибудь выразительных примет. И в этом отношении «Лес» встраивается в очень важную тенденцию последних лет — регионализацию, если так можно выразиться, отечественной прозы, отказ оперировать набившей оскомину дихотомией «роскошная столица — глухая провинция». Так же как «Улан-Далай» Натальи Илишкиной (Калмыкия), «Семь способов засолки душ» Веры Богдановой (Алтай), «С ключом на шее» Карины Шаинян и «Залив Терпения» Марии Нырковой (Сахалин), «Большая суета» Ислама Ханипаева (Дагестан), «Лес» прорисовывает на литературной карте страны конкретный регион со своим ландшафтом и узнаваемым характером.
С темами и идеями в книге Тюльбашевой тоже полный порядок. С подачи ревнителей консервативных ценностей тема семьи вновь становится в нашей стране полем если не баталий, то, во всяком случае, острых дискуссий. «Лес» предлагает новый и во многом парадоксальный взгляд на этот вопрос. Семья в нем — это сразу и свободный выбор (не всех ее членов могут связывать кровные и вообще хоть какие-нибудь родственные узы), и чуть ли не единственное в мире пространство тепла и надежности, и боевая единица, готовая в случае чего дать суровый отпор внешней угрозе. Подобный ракурс попадает в зазор между «традиционным» и «нетрадиционным», наглядно демонстрируя: семья куда более сложный, многогранный институт, принципиально не измеряемый школьной деревянной линейкой.
Словом, «Лес» Светланы Тюльбашевой — тот самый пример жанровой прозы, который одновременно и четко соответствует жанровому канону, и выходит за его рамки. Практически безупречный в том, что касается обязательной программы (будьте готовы, сюжетные линии сойдутся самым неожиданным способом), и в то же время, безусловно, к ней не сводимый. Доведись Кадзуо Исигуро и Нилу Гейману прочитать «Лес» в контексте того своего давнего разговора, они, вероятно, были бы довольны.
