29 августа на платформе Amazon Prime Video стартует второй сезон сериала «Властелин колец: Кольца власти». В этот же день месяц назад исполнилось 70 лет книге «Братство кольца». Литературный критик и большая поклонница Толкина Галина Юзефович рассказывает, почему созданная им вселенная до сих пор так любима и актуальна.
Галина Юзефович
Литературный критик
Ровно месяц назад «Властелин колец» Джона Рональда Руэла Толкина отметил свое 70-летие, вернее, юбилей отпраздновала не вся эпопея, а только первая ее часть. Из-за послевоенного дефицита бумаги британские издатели разбили роман на три книги и издавали их постепенно: «Братство кольца» вышло 29 июля 1954 года, «Две крепости» — через четыре месяца, а «Возвращение короля» еще годом позже.
Этот временной разрыв едва ли стал значимым и травматическим событием в жизни немногочисленных поначалу читателей. Все же настоящий толкиновский бум стартовал в начале 1960-х, когда «Властелин колец» вышел в Америке и его радостно апроприировали «дети цветов», распознавшие в эстетике Средиземья что-то родное, а главное, увидевшие в толкиновском эпосе долгожданный билет в дивную страну, прочь из скучной капиталистической реальности. Тогда прожить целый год, не зная, чем кончится дело, было бы уже решительно невыносимо, и мы можем только порадоваться за американских хиппи, сразу получивших всю трилогию целиком.
Людям последнего советского поколения повезло существенно меньше. В 1982 году «Братство кольца» вышло в издательстве «Детская литература» под названием «Хранители» скромным по тем временам тиражом 100 000 экземпляров. Книгу позиционировали как детскую, поэтому ее немного сократили, а переводчики Владимир Муравьёв и Андрей Кистяковский (он отвечал за стихотворные фрагменты) изрядно сгладили и упростили оригинальный текст в соответствии с тогдашними представлениями о вкусах и когнитивных возможностях юных читателей. Сегодня трудно описать, как важна оказалась эта книга для десятков тысяч читателей (если не миллионов — в СССР один экземпляр книги прочитывало в среднем от 20 до 50 человек). Если даже сравнительно благополучные американцы 1960-х остро нуждались в волшебной лазейке, уводящей от затхлой духоты настоящего, то что говорить о людях времен позднесоветской унылой несвободы.
По слухам, вторая часть трилогии — ее предполагалось назвать «Две твердыни» — тоже была переведена и даже набрана, однако в 1983 году Кистяковский стал распорядителем диссидентского Фонда помощи политзаключенным. За этим последовали избиения, обыски, угрозы, и, конечно же, ни одна книга в переводе Кистяковского более не могла увидеть в свет. Готовый набор рассыпали, книга легла, как тогда говорили, на полку, а советский читатель на долгие восемь лет лишился возможности узнать, что же произошло с двумя маленькими хоббитами на противоположном берегу Андуина, на подходе к Мордору.
Эту разомкнутость, пунктирность издания «Властелина колец» — сначала на родине, а потом и в России — можно с известной натяжкой считать метафорой важнейшего свойства созданной Толкином вселенной.
А именно ее принципиальной разомкнутости, неполноты, а значит, и открытости для расширения как во времени, так и в пространстве. Именно это обеспечивает ее продуктивность и долголетие: сегодня, через пятьдесят с лишним лет после смерти автора, мир Арды по-прежнему бурлит и полон жизни, не теряя при этом своего неповторимого облика. Появление «Властелина колец» стало своего рода большим взрывом, положившим начало огромному новому миру.
В 1970 году английский математик Джон Конвей создал так называемую игру без игроков под многообещающим названием «Жизнь». Суть ее состоит в том, что на бесконечную доску, поделенную на клетки, выкладывают набор фишек, которые в дальнейшем перемещаются, образовывают фигуры или исчезают совершенно самостоятельно, без внешнего участия, но подчиняясь заданным изначально простым и неизменным правилам. Если доска бесконечна, бесконечным будет и сам процесс движения по ней фишек, и разнообразие складывающихся на ней узоров.
Примерно так же функционирует мир Толкина: в его основе лежит очень четкая, нерушимая аксиоматика, регламентирующая каждую мелочь.
В Нарнии, к примеру, возможно решительно все: поначалу детей Адама и Евы в ней нет, а в следующих книгах там неизвестно откуда берутся целые людские королевства. Мы думаем, что попасть в Нарнию можно лишь через платяной шкаф, но вскоре двери между нашим миром и волшебным начинают распахиваться едва ли не на каждом шагу. География зыбка и расплывчата: где находятся земли тельмаринов и тархистанцев и насколько они удалены от собственно Нарнии, не обозначит на карте даже самый въедливый читатель. Словом, у Льюиса может реализоваться любая фантазия вплоть до высадки марсиан, что разрушает принципиальную целостность его мира. Если сказать, что действие «Льва, колдуньи и платяного шкафа», «Серебряного кресла» и «Покорителя зари» разворачивается в разных сказочных вселенных, никто особо не удивится — они и впрямь совершенно разные, их связывают между собой лишь герои, да и те не слишком стараются, изрядно меняясь от книги к книге.
Совершенно другое дело толкиновская Арда. Толкин задал правила, по которым она живет, с максимальной, едва ли не параноидальной точностью. Мы знаем о ней невероятно много — от истории до грамматики основных языков (и принципов, по которым могут возникать языки новые), от ботаники до особенностей костюма.
Конечно, в темных углах еще таятся неведомые чудища — факт существования балрога из Морийских подземелий или чудовищной паучихи Шелоб озадачивает даже самых сведущих жителей Средиземья. Но, будучи извлеченными на свет, монстры эти с приятным щелчком укладываются на свои места в уже имеющейся системе, стройной, как периодическая таблица Менделеева.
Апокрифы, дополнения, альтернативные версии происходившего в толкиновском мире начали появляться очень давно, и зачинателем этого процесса может считаться сын Толкина, Кристофер. Сразу после смерти отца он принимается дорабатывать и публиковать так называемый легендариум Толкина — незаконченные наброски и рукописи, подобно фрагментам пазла, дополняющие, уточняющие и структурирующие созданную Профессором (так называют Толкина-старшего поклонники по всему миру) картину.
Уже в 1993 году на русском выходит первый заметный фанфик — «Кольцо Тьмы» Ника Перумова, в котором на события «Властелина колец» впервые предлагается взглянуть с точки зрения побежденной стороны. Апофеоза это стремление к исторической справедливости в фэнтезийном мире достигает в романе Кирилла Еськова «Последний кольценосец» (1999). Он полностью построен на предположении, что история, рассказанная Толкином, — эльфийский фейк, призванный оправдать геноцид орков и троллей, которые у Еськова оказываются не бессмысленной нечистью, а просто другой цивилизацией, просвещенной и технологически развитой.
На фоне распада СССР и поражения в холодной войне в отечественной литературной традиции эта идея — переосмыслить события толкиновского эпоса, дав право голоса «плохим» персонажам, — становится особенно важна. Из нее вырастает сначала отождествление себя с орками, которых никогда не возьмут в приличную компанию горделивых эльфов (рылом не вышли), а после — полный горькой бравады девиз «Родился орком — защищай Мордор». Однако, как ни далеко ушли Перумов, Еськов и их военизированные последователи от фундаментальных ценностей «Властелина колец», они все равно живут в рамках сформулированных Толкином правил. Расширяют и дополняют созданную им вселенную в соответствии со сформулированными им законами, внося в нее новые нюансы и оттенки, но не затрагивая основ.
По тем же законам жили и отчасти живут сообщества ролевиков, с начала 1990-х вживую разыгрывающих разного рода сиквелы, приквелы и «вбоквелы» толкиновских историй в Нескучном саду, распевающих эльфийские баллады на мотивы традиционной бардовской песни и выпиливающих себе нуменорские клинки из чистейшего оргалита. В ту же парадигму вписываются и активные по сей день интернет-сообщества, годами обсуждающие разные варианты описанных у Толкина событий и выясняющие, где и как именно Профессор «наврал». Этот абсурдный применительно к художественному тексту вопрос свидетельствует лишь об одном:
мир Средиземья давно перешагнул рамки собственно книги, из художественной реальности став, в сущности, просто реальностью — плотной, осязаемой и многогранной.
Самым значимым дополнением к толкиновскому миру, конечно же, стали экранизации Питера Джексона, в начале 2000-х давшие старт новой волне интереса к Толкину и его великому мифу. Взметнувшаяся было дискуссия, правильно ли режиссер подобрал каст, уместны ли модификации сюжета (впрочем, весьма незначительные) и куда, черт возьми, делся Том Бомбадил, довольно быстро утихла. Фильмы заняли свое место на карте Средиземья, прирезав к ней или, вернее, как в компьютерной игре, открыв еще один, не освоенный прежде фрагмент.
Та же судьба постигла и анимационные фильмы, и сериалы, и компьютерные игры… Все они включались и будут включаться в канон, поскольку заданные Толкином рамки, с одной стороны, властно диктуют нерушимые фундаментальные принципы, а с другой — оставляют бесконечную свободу для их развития и распространения на неосвоенные еще области. Оставленные пустоты заполняются и будут заполняться все новыми и новыми деталями, героями и сюжетами, поэтому вселенная Арды имеет неплохие шансы просуществовать столько же, сколько и наша. Если, конечно, мы не допускаем, что она и так существует — независимо от нашей вселенной и параллельно с нею, как полагают истинные толкинисты.
Иллюстрации: Павел Мишкин
