«Я спутал депрессивное состояние героя с собственным»: Даниил Воробьёв — о «Чистых», «Фолии», Достоевском и киберодиночестве

Даниил Воробьёв — один из самых востребованных, экстравагантных и смелых актеров, без которого сейчас не обходится ни один заметный фильм и/или сериал. Начав свой путь в кино с эпизодов в сериалах «Солдаты», «Юнкера» и «Тайны дворцовых переворотов», он умудрился ярко раскрыться даже там, быстро овладел вниманием кастинг-директоров и сегодня стал едва ли не главным лицом современного российского кино. Актером, способным не просто к эпатажу и выходу за рамки (эротическая драма «Почему ты?»), но и к максимальной трансформации (восемь ролей в триллере «Осьминог» принесли ему премию Гильдии кастинг-директоров за актерскую смелость). На Кинопоиске у него анонсировано уже 11 фильмов: в конце года из этого списка выйдет «Последний ронин» Макса Шишкина, постапокалипсис в духе «Безумного Макса», где персонаж Воробьёва — злодей в эльфийском парике и короне из пуль.

Воробьёву светила и яркая международная карьера: он успел сняться в больших ролях в голландском фильме «Ненависть» и британском сериале «Ривьера», но пока до России дошла лишь его французская драма «Фолия», где Воробьёв играет одного человека в нескольких образах (без спойлеров не объяснить). Накануне выхода фильма на Кинопоиске поговорили с актером о лютом арте, лице поколения, актерской смелости и кино как терапии, а также о том, как не перепутать состояние героя со своим собственным и как от секса перейти к тантре.

— Я послушала несколько ваших интервью, и практически в каждом вас представляют как «самого экстраординарного, самого неординарного, самого невероятного». Наверняка, когда вы слышите такое в первый или во второй раз, это впечатляет. Но когда в 555-й — вам не надоело?

— Для меня все, что люди говорят, и особенно то, о чем они молчат, — знаки и символы. Я понимаю, кто со мной разговаривает через них и чья это рука, которая меня ведет. Поэтому с глубоким уважением отношусь ко всему приходящему, будь то комплимент или критика. У меня, например, раньше не было хейтеров, но недавно одна появилась! Мы с агентом даже отпраздновали это событие!

— А за что она вас хейтила?

— У нее были большие претензии к «Осьминогу». Она утверждала, что это не имеет никакого отношения к кино, и обещала высечь эту работу вдоль и поперек.

— Но она хейтила фильм, не вас?

— Меня тоже. И мне это как раз понравилось, потому что я привык к таким комментам: «Чувак, фильм очень плохой, но ты большой молодец, ты все вытянул, твоя линия — топ». До недавнего времени меня это устраивало при условии, что в работе над ошибками я опираюсь на совершенно другие вещи, не на комментарии со стороны.

— Для вас это комплимент или наоборот?

— Может ли хороший актер вытянуть плохой сценарий?

— Мне кажется, что да, но только если этому хорошему актеру будет предоставлена возможность влиять на процесс создания фильма и у этого актера будет четкое понимание баланса фильма и всех процессов его создания. Я очень благодарен судьбе, что она бросала меня в такие неподъемные проекты, где я научился работать со сценарием, цехами, реализацией. Сейчас я с большим удовольствием становлюсь соавтором. Это очень соединяет с ролью, материалом, фильмом, так что каждая работа становится личным откровением… За первый опыт сотворчества я благодарен режиссеру Артёму Аксененко, с которым мы сделали сериалы «Медиатор», «В клетке», «Лапси», «Жить жизнь» и еще не вышедший «Жар».

— Не многим актерам статус позволяет такое делать. Вам уже да?

— Я бы сказал, что мой «статус» позволяет мне не заходить в коллаборацию с откровенно слабыми режиссерами и сомнительными проектами. Если раньше я был вынужден «входить в положение», то теперь у меня есть возможность не ввязываться в те истории, где я интуитивно предвижу турбулентность и вынос мозга. И когда я смог себе это позволить, то осознал, что ничего дороже процесса для актера нет. Хотя при этом я понимаю желаемый результат, который мы наметили с командой. Генеральную мысль, атмосферу, эстетику, которую должен почувствовать зритель.

— Как бы вы оценили процесс и результат фильма «Почему ты?»

— Как интересный опыт, после которого должна быть проведена работа над ошибками. Мне захотелось и дальше пробовать себя в жанре эротической драмы, мелодрамы, триллера. В нем столько сложных чувств, близости, тактильности. Уважения к партнеру, его красоте. И конечно, мечты: это, пожалуй, самая большая ценность фильмов подобной категории. Надеюсь еще «прозвучать» в них: хочется от физики и секса прийти к тантре и откровению перед партнером и зрителем.

— За восемь ролей в «Осьминоге» вы получили приз Гильдии кастинг-директоров с формулировкой «За невероятную актерскую смелость». «Почему ты?» — заявка на «смелость» на премии следующего года. А для вас самого участие в этих двух проектах — это про смелость или про что?

— Для меня эти два проекта про эксперимент. В «Осьминоге» — смогу ли я реализовать несколько характеров одновременно и продержать их на должном уровне правдоподобности. В «Почему ты?» — крутая возможность прикоснуться к эротической мелодраме и физике тел, наполнить ее чувственностью и смыслом. Но еще большим экспериментом в этих проектах стала задача убежать от клише. (Смеется.)

Например, «Почему ты?» для меня — о кризисе среднего возраста. Я знаю, насколько это актуально и как важно сказать людям в этом кризисе, что они не одни, что их видят. На момент съемок я находился в непростых отношениях со своей семьей и действительно не понимал, что для меня семья — нагрузка или опора. И вот я читаю сценарий и вижу, что мой герой Андрей задается теми же вопросами. Я решил пройти этот путь вместе с ним.

Также в сценарии есть сцены секса. Мы с режиссером решили снимать их реалистично, но не бытово! Чтобы у этих сцен была эстетика и чувственность. И моя личная исповедь должна соединиться с откровенностью эротики и «танца тел», который мы исполнили с партнершей. Мне кажется, что в этом и заключается актерская смелость. Вплести свой личный мотив и авторскую интерпретацию сценария, попытаться прозвучать по-новому в том или ином жанре, поставить жанр под вопрос, синтезировать его!

— То есть этот фильм для вас своего рода терапия?

— Терапия бывает сложной и даже страшной. Когда вы принимаете решение идти в тот или иной проект, вам страшно? Ведь придется снова выносить на экран какие-то интимные вещи. Я как зритель могу совершенно не понять, что это вы про себя рассказываете, но вы-то знаете. Для вас страшно на такое соглашаться или, наоборот, это азарт и кайф?

— Скорее азарт. Я очень смешно договариваюсь с самим собой о том, что надо действовать. (Смеется.) Это отдельный аттракцион! Когда психика не справляется, сразу находится много других дел. (Смеется.) Но в большинстве предложений меня дико возбуждает вызов самому себе и поход в неизвестную область. Эксперимент для меня — образ жизни, я трикстер, мне скучно сидеть в своей внутренней теплице и выращивать сезонные овощи, к которым все давно привыкли. Нет ничего круче приключения и открытия! Например, мое самое главное открытие в «Осьминоге» — это степень доверия самому себе и степень включения в процесс.

— Это как восемь разных фильмов параллельно?

— Именно. В прошлом году у меня, например, было четыре фильма параллельно, и все суперважные. Такой сумасшедший год, о котором я мечтал! Но в какой-то момент почувствовал, что мой ресурс заканчивается, потому что сначала я загорелся и подошел к каждому проекту со своим уровнем подготовки, который на самом деле со скрипом предполагает параллели. У меня были четыре отрисованные партитуры для четырех разных ролей. Я вывез, но это стоило мне глобальных усилий. Сильнейший опыт.

— Больше так не будете делать?

— Не знаю. (Смеется.) Сейчас у меня только одна работа — сериал «Жар» для «Иви»: притча о суперпопулярном поваре. Я работаю только над своим поваром и ни на что больше не переключаюсь. Повар поглотил меня и выдавил из повседневной реальности!

— Сниматься в четырех проектах сразу — это неуважительное отношение к материалу?

— Скорее дерзкий вызов, проверка пространства на прочность, экзистенциальный крик себе же в лицо: «Нормально все?» (Смеется.) Вообще, я сначала увлекся одной темой, потом появилась очень интересная вторая, потом третья, и еще важная четвертая прилетела. Я не смог это проигнорировать! (Смеется.)

— То есть вы жадный до работы человек?

— Я внимательный до работы человек! Быстро понимаю, интересно мне или нет. И если врываюсь, то все, оттащить трудно. Я, как штангист перед броском, держу руки в магнезии. К каждому предложению отношусь, как к людям: случайных не бывает! Каждое — уникальная возможность.

— Какую роль в своей карьере вы считаете самой для себя смелой?

— Сериал «Чистые». Во время подготовки к нему произошло нечто, что поставило под вопрос всю эту систему. Я спутал депрессивное состояние героя с собственным. Мы встретились с Николаем Хомерики в Петербурге, я начал прорабатывать сценарий и вместе с партнершей выносить его в повседневную жизнь еще до съемок. И в какой-то момент начал замечать, что Петербург — очень депрессивный город. И люди странные, и отель пасмурный, и семья мне не нужна. И настроение стало какое-то суицидальное. Меня это напугало, я позвонил своему психотерапевту, мы провели несколько сессий. При этом я продолжал готовиться к характеру героя, пониманию его логики, ритма и энергии и совершенно не связывал это со своим состоянием. И на второй сессии терапевт заявила: «У тебя происходит интеграция в героя, успокойся, это не ты!» И я вдруг увидел прямо 3D-визуализацию своего состояния в проекте. Мне пришлось открыться тому, от чего я планировал спастись, впустить это в себя. Такого глубокого контакта с ролью у меня еще не было.

— Почему вы называете это смелостью, а не опасностью?

— В данном случае для меня это синонимы. Поход на психологическую границу, в неизвестное всегда выглядит как опасность. Так же, как и перерождение всегда выглядит как смерть. Вот тут и нужна смелость. Энергия Иуды Сильцына поставила меня перед выбором: ну что, ты готов идти дальше вместе или просто подготовим текст и соберемся перед съемками, как всегда? И мы с ним договорились!

Вообще, сам факт живого взаимодействия с придуманной мной же энергией, сам отклик пространства на мой зов — чудо, которое я не могу описать до конца. Сериал может получиться каким угодно, но сам процесс, взаимодействие с темной энергией моего героя, а еще работа с моей прекрасной партнершей Софьей Синицыной — это было нечто особенное.

— Многие говорят про вас: «Даня Воробьёв может все». Есть что-то, что вы не можете? Или не знаете пока, можете или нет?

— Но у вас есть какие-нибудь табуированные темы?

— Есть кое-что! Вряд ли я буду участвовать в проекте, который разобщает людей по расовому или религиозному признаку. Я не вижу себя в проекте, направленном против семьи и родины. Еще — в порнухе, чернухе и глупости: во всем, что не протягивает зрителю руку надежды. Я топлю за фантазию, которая подчеркивает реальность, за альтернативный мир и волшебство. У меня много сложных персонажей, плохих парней, аутсайдеров и хулиганов, но все они стремятся к свету. Это генеральное сообщение зрителю.

— За последнее время вы появились во всех топовых сериалах и фильмах. При этом у вас как будто нет одинаковых ролей. Боитесь ли вы, что в какой-то момент начнете повторяться?

— Позвоните мне, если это начнется! (Смеется.) Страх есть, и это правильный импульс для работы. Также есть понимание, согласно которому я выстраиваю свою карьеру. Понятно, что если пять раз подряд появишься в военных фильмах или сказках, то возникают вопросы. Поэтому я стараюсь возникать в неожиданных местах и чередовать жанры. (Смеется.) Это игра в прятки с самим собой. Я не ставлю себе цель быть разным, просто материал, который ко мне приходит, заставляет так проявляться, вынуждает придумывать мир, зовет и провоцирует на откровение. Это же скучно — из проекта в проект нести одну и ту же форму и атмосферу.

— Но эти «неожиданные места» тоже не бесконечны. Помните героя Безрукова из фильма «Мифы» — актера, который сыграл все роли, и больше никаких не осталось?

— Хорошая завязка для хоррора или драмы! (Смеется.) Представляете, нет больше никаких ролей и возможностей прятаться от себя, единственный ход — быть собой и постараться не сойти с ума от одиночества. Недавно я прочитал интервью Джонни Деппа, где он рассказывал о том, как разговаривал с Марлоном Брандо, и Марлон ему сказал: «Ты еще молодой, не части, будь экономнее, масочки-то заканчиваются». Если сам Брандо говорит, что масочки заканчиваются, то стоит задуматься. Меня эта мысль буквально парализовала. Но в моем случае это работает по-другому. (Смеется.)

— Киноиндустрия всегда пыталась найти «героя нашего времени», лицо поколения. В нулевых им стал Безруков — Саша Белый из «Бригады», потому что героем времени был бандит. Потом появился Данила Козловский — интеллигентный, хрупкий, рефлексирующий персонаж нулевых. Затем — Саша Петров, пацан из соседнего двора. А теперь, судя по всему, вы становитесь лицом этого времени. А кто этот ваш собирательный герой?

— В моем понимании герой времени — человек, который находится в тотальном киберодиночестве, но продолжает пытаться прикоснуться к Богу во всем, что делает. Человек, который находится на плоскости, но стремится ввысь, возводит глагол в прилагательное, а новости в откровение. Это Творец и его творчество, которое нас всех объединяет. Творец, который устанавливает вертикаль! Ее видят все, и это дает нам надежду.

— Господь Бог, что ли?

— Я говорю про человека, который совершает духовный подвиг и становится Богом, коим являлся всегда. Этот человек отталкивается от прозаической действительности и поднимается на уровень поэзии, тем самым касаясь Бога, Вселенной, Юпитера — как угодно. Это колоссальный пример для всех окружающих.

— А есть у вас роли, за которые вам стыдно и неловко?

— Есть. «Пятая стража», где я играл вампира. Мы там взаимодействовали с Кириллом Козаковым. Это была какая-то горячка и агония — вот за это мне действительно неловко. Еще был такой проект давний, «Мантикора». У него рейтинг на Кинопоиске — 1,1. Это история о стритрейсерах и о том, что в Москве возникла Мантикора, божественное существо, и съела всех гонщиков. (Смеется.)

— Сейчас на Кинопоиске выходит «Фолия», которая недавно шла в прокате, — французский фильм, где вы играете главную роль.

— Это был очень интересный опыт: мне хотелось зайти в настоящий, лютый арт. Прочитав сценарий, я ничего не понял, но поскольку съемки были на Сицилии рядом с вулканом Этна, то у меня было ощущение, что мы сейчас приедем к вулкану и сразу во всем разберемся. Так и произошло. Когда я посмотрел фильм в первый раз, это была катастрофа, я пытался найти смысл и зашел в тупик. А потом, особенно когда появился дубляж, я увидел желание режиссера извиниться и рассказать зрителю о своей утраченной любви. Для этого он смастерил конструкцию, в которой режиссер играет режиссера, который не является режиссером, а режиссер — он. (Смеется.) В итоге получилась сложная и очень чувственная вещь, интимное признание автора.

— Но это вы рассказываете о готовом фильме, а на съемках что вы понимали про своего героя? И даже нескольких героев?

— У меня, как обычно, был блокнотик, куда я записывал свои размышления про персонажа и его логику. Но потом логика начинала сыпаться, и я решил просто отдаться этому течению. Там было много импровизации, поиска и эмоций.

— Вы там снимались до известной даты или уже после?

— Задолго до, этому проекту примерно четыре года, он просто долго зрел.

— У вас было несколько вполне заметных зарубежных проектов. А что происходит сейчас?

— Все сложно. Воспринимаю это как какую-то качественную паузу. Если до СВО это были какие-то интересные предложения, то после приходили только «второй бандит», «правая рука главаря сербов».

— Но они все-таки появляются?

— Вы всегда появляетесь на красных дорожках очень эпатажным, ярким, нередко с накрашенными глазами: вызывающе в нынешние пуританские времена. Насколько вы придаете этому значение? Любите наряжаться?

— Я частенько опаздываю на какие-то мероприятия или встречи. Это потому, что, например, вот эти очки не совсем соответствуют по тону и настроению вот этому костюму. То есть я из тех людей, которые могут глобально влипнуть в простройку и комбинацию гардероба.

— Какой размер вашего гардероба?

— А он постоянно уменьшается. Проходит полгода — и там набралось. Моя жена Марина спрашивает: «Ну что, обновляемся?» В Костроме и Москве есть «Доброящик», она отдает туда мои вещи. И хоп — у меня появляются новые. Через полгода шкаф опять заполняется.

— То есть вы шопоголик? У вас есть стилисты или вы сам себе стилист?

— Да-а-а, шопинг — это мое. Стилистов нет, я сам придумываю свои образы. Недавно начал знакомиться с российскими дизайнерами. Питерские дизайнеры одежды очень мощные. У меня уже есть коллаборации — с Янисом Чамалиди и House of Leo. Эти ребята очень интеллигентные. Я понял, что русские дизайнеры — это прямо круто. Вообще, одежда для меня — это вдохновение. Я кайфую от одежды.

— Есть ли какая-то роль, персонаж, характер, жанр, которого у вас еще не было, но вам хочется?

— Байопик.

— Кого вы хотите сыграть?

— Достоевского. Он для меня какая-то очень интересная, понятная мне энергия. Я как будто бы чувствую какую-то связь с этим человеком. А еще — Бродский. На вступительных экзаменах абитуриентам всегда говорили: «Не берите этого автора, не надо». Естественно, я ныряю в Бродского и с первой секунды понимаю его структуру, ритм, чувственный ряд! Всё! Я защищался Бродским. Это личность, которую я хотел бы сыграть очень сильно. Прямо мечтаю.

— Что вам близко в одном и другом?

— В Достоевском близка аддикция. Я понимаю его азарт. Он игроман, у него восприятие реальности на 360 градусов. Я знаю, чувствую, как это. Если говорить о чистоте хода и честности высказывания относительно личности, вообще в принципе высказывания в байопике, то есть ощущение, что можно поставить это на какой-то качественно другой уровень.

— А Бродский почему?

— Потому что он чистая поэзия. Мне хочется окунуть зрителя в эту энергию. Это как пригласить его в гости, к себе домой. Я как будто бы и не выходил. Я знаю эту штуку. Я знаю эту штуку.

Автор: Елена Слатина

Фото: Алексей Корзов

Стиль: Анастасия Леушкина

Свет: Артём Галицкий

Ассистент: Анна Корзова