8 июля исполняется 20 лет со дня выхода в прокат фильма, изменившего представление о российском зрительском кино — и у нас, и на международном рынке. Тимур Бекмамбетов рассказал Кинопоиску, как все начиналось, в чем был хулиганский концепт и почему знаменитый продакт-плейсмент в фильме не то, чем кажется.
Вольная экранизация фэнтези Сергея Лукьяненко воспринималась дома как первый отечественный блокбастер, и в России все восторги или претензии были связаны именно с элементами формата. Однако сам Бекмамбетов снимал «Ночной дозор» как авторскую фантастику, которую оценили зарубежные критики. Они восторгались не визуальными эффектами, а обшарпанной фактурой Свиблово, и в 2010-м журнал Empire включил «Дозор» в сотню лучших неанглоязычных фильмов (правда, на утешительном последнем месте).
Успех первой картины подогрел интерес к сиквелу, вышедшему в начале 2006-го, а в сентябре 2023-го Плюс Студия анонсировала новый сериал по книжной вселенной Лукьяненко — «Дозоры». Сейчас совместный с Первым каналом девелопмент проекта продолжается.
Тимур Бекмамбетов
Режиссер, сценарист, продюсер, основатель студии Bazelevs
О смыслах
Честно говоря, я не смог дочитать до конца книжку Лукьяненко, когда она впервые попала ко мне в руки. Я влюбился в эту наивную постсоветскую научную фантастику, только когда уже начал работать над фильмом. Идея контраста совка и фэнтези стала отправной точкой.
«Дозоры» — живое существо. Оно родилось из обстоятельств и людей, которые находились в характерной для этого времени фазе. Для Константина Эрнста и Анатолия Максимова «Ночной дозор» был важным жизненным высказыванием. А сейчас лента превратилась в удивительный документ времени. Она вышла в 2004-м, но на самом деле рассказывала не про нулевые, а про 1990-е.
Увы, фильм уже никак не связан с тем, куда нас привела жизнь. Инквизиторы, к сожалению, не приходят вовремя, чтобы восстановить баланс. Это кино про борьбу свободы с порядком, а не коммунизма с капитализмом. Что важнее — развитие и свобода или порядок и сохранение старого мира? Одни боятся изменений и дорожат тем миром, в котором живут. Другие хотят перемен. Тут нет понятий хорошего и плохого, добра и зла.
В обоих лагерях есть чувство справедливости. Хотя образ Темных был прозападническим, а Светлых — просоветским.
Гесер Меньшова — классический директор советского завода. В то время идея сохранения привычного была связана с советскими образами. Новых не появилось, нечего было еще любить. Ностальгия была связана с советскими временами, фильмами и песнями. А изменения и риск собственного выбора ассоциировались с западным миром. Мой собственный ресентимент к Советскому Союзу начался еще с ролика про Суворова для банка «Империал». Любовь и сочувствие к ушедшему миру были частью мифологии фильма.
Это история про баланс между порядком и свободой, и в 1990-е все эту границу искали. На каждое проявление свободолюбия тут же требовалась лицензия на порядок. И наоборот. Когда одна сила монополизирует мир, то случается катастрофа. Важен постоянный диалог между силами света и тьмы, находящимися в конфликте. Однако главная хитрость этой мифологии в том, что свет и тьма — это не добро и зло. Понять можно и тех, и других.
Я решил заниматься «Дозорами», когда разглядел этот контраст в романе. Светлые отвечают за безопасность и порядок в мире. Темные отвечают за свободу выбора и свободу личности. Этим конфликтом можно объяснить все культурные и политические процессы. Мир делится на страны и идеологии очень условно. Очевидно, что в каждой стране есть и Темные, и Светлые. Темные в одной стране легко могут договориться с Темными в другой, ведь у них одинаковые ценности. Светлые так же могут договориться со Светлыми. Границы проходят не по земле, а по системе ценностей (а Городецкий — персонаж, внутри которого проходит граница). «Дозор» для меня это открыл, и другого способа объяснить происходящее сейчас у меня нет.
О съемках
Изначально фильм делала другая команда, сценарий, кажется, писала вообще Рената Литвинова. Эрнст предложил мне фильм, когда посмотрел «Гладиатрикс» про женщин-гладиаторш Древнего Рима. «Четырехсерийный телевизионный блокбастер» — так звучал его план. Мне было все равно, что снимать — кино, сериал, рекламу. Мне был интересен процесс. К тому же тогда не было никакой киноиндустрии. Деньги были не в кино, а на ТВ и в рекламе. Мы снимали на 16-миллиметровую пленку, потому что 35 мм тогда была очень дорогой. Причем мы начали снимать со сцен из «Дневного дозора», с убийства Роговой, потому что как раз стояла зима. На пятый день съемок продюсеры посмотрели отснятый материал и сказали, что это будет кинофильм, а не телефильм. Дальше все снимали уже на 35 мм. Фильм, можно сказать, родился из сцены разговора Фриске с Чадовым. Думаю, это лучший эпизод в «Дозорах» — там настоящая магия.
Бюджет был маленький. Решения я принимал сам (потому что не было возможности все согласовывать) и исходя из того, какие были объекты и сколько было времени на съемку. На что были деньги, на что не было денег… Свободы было много. Сценарий я мог переделывать сколько угодно раз. «Ночной дозор» — результат всего, что накопилось во мне к тому моменту. И тематически, и стилистически. Продюсеры стали для меня первыми зрителями. Эрнст и Максимов были моей фокус-группой. Мне нравилось их удивлять, так что я фильм делал для себя и продюсеров.
Думаю, успех картины обусловлен тем, что контраст между обыденностью и фэнтезийностью в ней выкручен по максимуму. Это касается интерьеров, реквизита и проблем героев. Одиночество, расставание… Машенька с паучьими лапками, старик, крадущий карамельки в продуктовом, туристы, летящие в Анталию... Чем приземленнее мир, тем эффектнее контраст. «Дозоры» бы не работали, если действие происходило в прошлом или будущем. А тут зрители узнавали себя в героях! В СССР ведь фэнтези существовало в литературе и кино. Стругацкие всегда были про настоящее. Их персонажи — советские люди, только называются по-другому. А Машенька, кстати, сейчас стоит на рабочем месте у Хидэо Кодзимы.
О компьютерной графике
Реклама и музыкальные клипы были песочницей, в которой мы учились использовать современный киноязык, делать компьютерную графику и цветокоррекцию, слоу-моушен и макросъемку. Как я уже говорил, в рекламе было больше денег. Амбиции были большие, и хотелось сделать много интересного. Требовалось много компьютерной графики. Однако студий не было, были отдельные команды по три-пять человек, которые могли сделать ограниченное число кадров для рекламного ролика. 500 кадров для фильма не делал никто. В итоге разные мастерские решали для нас разные задачи. Один специалист делал модели, второй анимировал, третий готовил текстуры и свет, четвертый все это рендерил. Организовать взаимодействие между командами было самым сложным.
Об актерах
В начале нулевых не существовало кинозвезд, зато были телезвезды, и Хабенский был дико популярен благодаря «Убойной силе». Он суперпрофессиональный человек, которого разрывает конфликт ответственности и куража. Он показался мне ни Темным, ни Светлым. Жизнь показала, что так и есть.
Многие боялись играть вампиров и ведьм, в том числе Римма Маркова и Валерий Золотухин. В итоге Золотухина подкупила трогательная история отца и сына, а Маркова согласилась из-за гонорара. Мы долго искали актрису на роль Алисы. Нужна была звезда, а актрис-звезд не было. Мне пришла в голову кандидатура Жанны Фриске. Показалось, если человек выходит на сцену и зрители вопят, то это признак звезды с харизмой. На пробах она все сыграла замечательно.
С Виктором Вержбицким я вместе учился. Марию Порошину снимал в рекламе мятных конфеток. Алексей Маклаков у меня играл таксиста в рекламе «ГАЗ. Русские машины».
О продакт-плейсменте
Бренды в фильме — это просто игра, необязательная для финансирования проекта. Я просто жил в мире рекламы и хорошо его знал. Для меня заниматься рекламой не было чем-то постыдным. У меня была концепция, что бренды — это боги. Бог черной газированной воды, бог шоколада… Мы их создавали, люди их покупали. Для меня было очевидным, что нужно показать бренды, чтобы приземлить этот фантастический мир. Вампиры и логотип МТС в одном кадре — это круто. Реклама — обыденная вещь, и благодаря ей создается контраст с фантастическими элементами. Было круто перетащить в фильм героев рекламы.
О Москве
«Ночной дозор» — это портрет города, обернутый в оболочку жанра. Так люди жили тогда. Стилистически мы сменили готическую Москву Лукьяненко на Москву брежневско-хрущевскую. Круто же — вампиры и хрущевки? А вампиры и высотки — очевидный выбор, нет контраста. К тому же Свиблово — просто слово страшное. Кстати, большая часть фильма разворачивается неподалеку: ВДНХ, Останкино, Ботанический сад.
О финале
В конце «Ночного дозора» зрители вместе с Антоном понимают, что нет ни добра, ни зла. Добрые не такие добрые, а злым можно сочувствовать. Сочувствие к вампирам, сыну Чадову и отцу Золотухину, шокирует. Что хорошо, что плохо? В финале «Ночного дозора» мы этого не понимаем.
На самом деле, финал был другим, которого сейчас, по сути, нет. Фильм заканчивается классическим мидпоинтом — нет третьего акта. Антон просто бьет Завулона, и конец. Собственно, если у любого блокбастера отрезать третий акт, то получится артхаусное кино. И, наоборот, приставить — будет блокбастер.
Мы сняли и смонтировали другой финал. Он был страшный и сегодняшний. Стоит Городецкий, значит, бьет Завулона. А потом оказывается, что уже утро, а Завулон давно исчез. Антон просто стоял на крыше и махал руками. «Что это все было? Я обычный человек или нет?» — спрашивал он Гесера. «А ты прыгни с крыши и узнаешь». Антон разбегался и прыгал. Пока он летел вниз, у него зазвонил телефон. Ему звонила Светлана. И он зависал в воздухе и отвечал на звонок. «У вас все нормально?» «Да вроде все», — отвечал Городецкий, зависнув в воздухе с телефоном в руках. И все это в окно из своей квартиры наблюдал Егор. Затем он спрашивал у мамы, которая только что вернулась домой, видит ли она отца. Она не видела. А после играла страшная песня «Родина» группы «Запрещенные барабанщики»: «Сегодня утром я слышал по радио, небо вот-вот упадет. Скоро мертвые будут живее живых, а живые закроют глаза. И тогда придется каждому ответить за свой базар». Однако мне захотелось сделать неправильный, царапающий, резкий финал, и я эту сцену вырезал.
О финальной песне
Песня возникла, потому что в конце многое казалось непонятным. Фильм пролетает быстро. Что это было? Было круто, но ничего не понятно. Мы боялись, что зрители обидятся. Какое сарафанное радио, если никто не сможет пересказать, что он только что увидел? Поэтому мы попросили Лукьяненко написать текст финальной песни, которая просто перескажет сюжет. Критиков это, конечно, взбесило.
О премьере
Премьера фильма едва не сорвалась. Мы делали цветокоррекцию в последний момент. Даже в Лос-Анджелесе мало кто знал, как делать цифровую цветокоррекцию. Мы нашли студию FotoKem, которая занималась музыкальными клипами. Там сказали, что смогут изготовить для нас негатив, но у них ничего не получалось. Был уже июнь, а у нас все не было негатива. Мы делали цветокоррекцию, шли с ней в лабораторию, где нам печатали негатив. Потом мы с него печатали позитив, смотрели на экране, а там ужасное непонятное изображение. Меняли контраст, меняли пленку. Ничего не шло. Наконец-то получилось чуть ли не за день до премьеры. Мы помчались из Бербанка в аэропорт и успели только потому, что вылет задержали. Но пленку пришлось сдать в багаж. На свой страх и риск — непонятно, подходящая ли там температура. И вот мы прилетели в Москву, и нам говорят, что банки с пленкой улетели в Гонконг. На следующий день багаж все-таки прилетел утром. А вечером уже была премьера в «Пушкинском».
Об успехе
«Ночной дозор» не был глобальным международным хитом, но все кинематографисты его знают. Я часто вижу оммажи ему в других фильмах. На самом деле, артхаусное кино, имитирующее коммерческое кино. Можно то же самое сказать и про «Особо опасен». Тогда не было блокбастеров с рейтингом R и амбивалентными героями.
Еще «Дозоры» очень нравятся всем сотрудникам спецслужб. Они узнают свой мир, где, как им кажется, нет очевидного добра и зла.
Мы как-то с Хабенским, Меньшовым и Вержбицким ехали в поезде, полном милиционеров. В вагоне-ресторане все подходили за автографами не к Хабенскому, а к Вержбицкому — всех интересовал Завулон. Для силовиков он был важной ценностной фигурой. Я давно заметил, что люди, по духу Темные, служат делу Светлых. Свободолюбивые люди часто оказываются среди тех, кто отвечает за порядок.
Из кинокритиков «Ночной дозор» не принял практически никто. Мы будто их в самое больное ударили, потому что использовали инструменты коммерческого кино, чтобы рассказать артхаусную историю. Жанровое кино всех бесило, никто не хотел в нем видеть авторское.
О продолжении «Дозоров»
Голливудские студии, конечно, удивила московская фактура, а в жанровом кино они все понимали и увидели в «Дозоре» потенциал. А может, и метафору холодной войны. Егор же в книжках уезжает из России. Лаэта Калогридис, написавшая «Остров проклятых», пыталась адаптировать фильм для американцев, но у нее не вышло, тем не менее она значится соавтором сценария международной версии фильма. Единственное, я сделал для международной версии анимированные титры. У меня был сценарий продолжения, но он не получил развития, хотя каждые полгода все про него вспоминали. В итоге я ушел делать «Особо опасен», для меня он стал продолжением «Дозоров». Это, так сказать, «Дозор» с большим бюджетом. Глубже, сложнее и экспериментальнее, чем традиционное супергеройское кино того времени. «Темный рыцарь» появился уже потом. По сути, в «Дозорах» и «Особо опасен» одна и та же тема — взросление героя. Инфантильный человек, не принимающий решений и живущий в режиме заведенной игрушки, неожиданно открывает для себя новый мир. В обоих фильмах есть тайное общество, существующее внутри архетипической городской среды.
О российской фантастике
Несмотря на успех «Дозоров», фантастика для взрослых не прижилась в России. Может быть, многие фильмы не оправдали надежд. Но я уверен, что фантастика в России должна быть связана с действительностью. Я не знаю людей из «Параграфа 78» или «Обитаемого острова». Мне кажется, узнавание — причина успеха фильмов. Тому, что он не узнает, зритель просто не сопереживает. Россия — страна хорошего авторского кино и плохого коммерческого. А вот смешивать одно с другим не научились. Режиссеры-авторы у нас не обладают инструментарием большого зрительского кино — технологиями и компьютерной графикой. Зато они умеют точно показать людей. Вот «Майор» Юры Быкова — очень живой фильм. Мне показалось, что если он сможет добиться той же достоверности в рамках жанра, то это будет нечто. Однако технически «Время первых» у него не получилось.
Смотрите фильм «Ночной дозор» на Кинопоиске в Плюсе.
Вопросы и текст: Михаил Моркин
Фото: Студия «Базелевс»
