В Каннах прошла премьера байопика Эдуарда Лимонова, которого сыграл англичанин Бен Уишоу, в постановке Кирилла Серебренникова. С трудом узнал писателя Станислав Зельвенский.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
В конце 1960-х молодой харьковский поэт Эдуард Савенко (Бен Уишоу) переезжает в Москву, где берет псевдоним Лимонов, вращается в богемных кругах и покоряет красивую женщину Елену (Виктория Мирошниченко). Когда у Лимонова возникают неприятности с КГБ, они с Еленой эмигрируют в Нью-Йорк, но и капиталистическое общество поэта не устраивает.
В 2011 году респектабельный французский писатель Эммануэль Каррер выпустил биографию Лимонова, которая пользовалась во Франции значительным успехом и сделала герою имя в Европе (отчасти заново, но его былую славу не стоит преувеличивать). Спустя некоторое время экранизацией книги занялся Павел Павликовский, прекрасный польский режиссер и большой специалист по России. Но этот фильм в итоге не сложился, и проект вместе, очевидно, с каким-то вариантом сценария перешел к Кириллу Серебренникову; Лимонов к тому моменту как раз успел умереть, так что его мнение на этот счет узнать, к сожалению, не получится.
Экранизация или нет — в данном случае не принципиально: в книге Каррера, ориентированной на западную публику, нет практически ничего, что не было бы известно российским читателям самого Лимонова — человека, всю жизнь усердно творившего собственный миф. Другой вопрос, что лирический герой не обязательно равен автору, но где кончается Савенко-Лимонов и начинается Эдичка, разобраться чрезвычайно сложно, и тот же Каррер (в фильме у него самоироничное камео), кажется, в этом был не очень заинтересован: его привлекла судьба литератора-авантюриста на фоне тектонических исторических сдвигов.
Серебренников на правах нового автора вычленил из богатой лимоновский биографии интересные для себя пункты, а остальные либо пробормотал скороговоркой, либо вовсе опустил. В первую очередь в фокусе нью-йоркская жизнь писателя из «Это я, Эдичка» (иногда она зачитывается за кадром) — иначе говоря, осмысление эмигрантского опыта и разного рода сексуальные переживания. В исполнении чрезвычайно пластичного Уишоу Лимонов здесь оказывается кем-то средним между Трэвисом Биклом из «Таксиста» (сравнение, в самом фильме сперва сделанное, а потом еще и тщательно разжеванное) и Артюром Рембо в исполнении ДиКаприо. Проклятый поэт, маргинал, революционер, панк, ревнивец. Таким образом, нас ожидают песни Лу Рида, жаркие совокупления, в том числе то самое, павильонный Нью-Йорк с желтыми такси и аккуратно растрепанными чернокожими, символическая пробежка по американской истории 1980-х, снятая оператором Романом Васьяновым пижонским длинным кадром.
Как с американским Лимоновым связаны Лимонов до и Лимонов после, можно только гадать. Серебренников даже не пытается соединить этих персонажей, переложив всю работу на гримеров и английского артиста. В первой, харьковско-московской части фильма режиссер вообще оживляется только на интеллигентских сборищах, поставленных с мстительным жизнеподобием: Евтушенко с Ахмадулиной читают стихи, стоят салатики, коньяк, кто-то застрял в туалете, печального Эдуарда утешают женщины. То здесь, то там мелькают знакомые приятные лица из сегодняшней (точнее, вчерашней) московской культурной тусовки.
Французский период ограничен одной радиодискуссией, после чего Лимонов возвращается в СССР 1989 года и смотрит с родителями по телевизору похороны Сахарова, а Серебренников плавно переходит к судьбам родины. Где-то там по-хорошему этот фильм и стоило бы, возможно, закончить. На практике герой из перестройки вдруг переносится сразу к строгим юношам в бункер НБП, имеет разговор в духе сериала «Бригада» с плохо загримированным фээсбэшником из начала фильма, позирует у Белого дома в 1993-м, мимолетно попадает в тюрьму и, собственно, всё. Откуда партия, почему тюрьма, где 1990-е и 2000-е, где балканская эпопея и все прочее — черт его знает.
Ясно, что режиссер поступает как считает нужным, и даже полное отсутствие в фильме про Лимонова Натальи Медведевой можно, вероятно, объяснить творческим выбором. Вопрос в том, что он хотел сказать этой картиной, помимо пересказа известных анекдотов. А также в том, зачем он взялся (закрывая де-факто эту возможность для кого-то еще) за фигуру, которую либо не понимает сам, либо как минимум не может объяснить другим? Лимонов был полон парадоксов, и смешон, и смел, и прагматичен, и наивен, и притягателен, и отвратителен, но он был цельным, законченным, узнаваемым с полуслова. Бен Уишоу хорош в отдельных эпизодах, но на длинной дистанции он играет персонажа без скелета и без сердца. Его неврастеник Эдди, собранный из фактоидов и проекций, для начала просто не вернулся бы в Россию.
Уишоу, как и почти все остальные, говорит в фильме на английском, но с акцентом — расхожее, но оттого не менее нелепое постановочное решение, которое вечно напоминает об интернациональной условности происходящего, перевешивая и цыганские скрипочки из «Russian Dance» Тома Уэйтса, и яростный патриотический секс под выступление Солженицына. Суета не равна сложности: Серебренников, по своему обыкновению, иногда затевает карнавальные игры с хронотопом, цветом, форматом изображения, но это мельтешение лишь обрамляет вакуум, дырку от бублика в самом центре фильма, как в середине кислой фамилии его предполагаемого героя.