На русском языке вышла новая книга Ребекки Куанг, автора фэнтези-бестселлеров «Вавилон» и «Опиумная война» — роман «Йеллоуфейс» (издательство Fanzon, перевод Александра Шабрина). Это история о завистливой писательнице и ее страшной тайне. Галина Юзефович рассказывает, почему «Йеллоуфейс» — рискованный перформанс и к какому реальному литературному скандалу может отсылать его сюжет.
Галина Юзефович
Литературный критик
Американка китайского происхождения Ребекка Куанг шагнула в литературу буквально со школьной скамьи. Ее ориентальная фэнтези-трилогия («Опиумная война», «Республика Дракон» и «Пылающий бог») была издана, когда Куанг едва исполнилось 23 года, а работать над нею писательница начала пятью годами раньше. Книги мгновенно стали международными бестселлерами, однако к триумфу примешивался легкий скепсис: нередко громкий дебют очень молодого (если не сказать слишком молодого) автора оказывается первой и последней удачей на литературном поприще. Многие прочили Куанг судьбу Кристофера Паолини, создателя другого популярного фэнтези-цикла: в 19 лет мальчик прогремел на весь мир со своим «Эрагоном», а к 25 безвозвратно канул в Лету.
Однако создательница «Опиумной войны» сумела избежать этой горькой участи. Через два года после публикации заключительной части трилогии Куанг выпускает новый роман — «Вавилон. Сокрытая история». Формально оставаясь в рамках жанра фэнтези (или, вернее, альтернативной истории), писательница делает следующий закономерный шаг от условно «подростковой» литературы к «взрослой» — добавляет в повествование второй смысловой слой. История магически-лингвистических практик, в XIX веке, по версии Куанг, обеспечивших Британской империи господство над ее бескрайними колониальными владениями, выполняет функцию метафорической рамки для резкой (и, признаться, не слишком оригинальной) критики колониализма как такового.
В пятом своем романе 28-летняя писательница уже окончательно порывает с фэнтези: ее «Йеллоуфейс» — остроумная, злая и реалистичная сатира на мир книгоиздания, социальных сетей и публичности.
Отказавшись от присущей «Вавилону» занудной нравоучительности и обратившись к материалу, известному ей не по наслышке, Ребекка Куанг словно бы вновь обретает пламенную энергию времен «Опиумной войны», но уже на качественно ином, более зрелом и взрослом уровне.
Героиня «Йеллоуфейса» — Джун (сокращение от «Джунипер») Хейворд — не слишком удачливая молодая писательница. Первый роман Джун провалился, новых идей нет. Все, что ей остается, — это с иссушающей душу завистью наблюдать за успехом своей талантливой однокурсницы и подруги, блистательной Афины Лю, красотки китайского происхождения и восходящей звезды американской литературы.
Но однажды героине выпадает фантастический шанс. Во время празднования своего первого контракта с Netflix Афина самым нелепым образом погибает, подавившись блинчиком. И только Джун знает, что на рабочем столе у той остался лежать законченный черновик романа о забытом подвиге 140-тысячного Китайского трудового корпуса, внесшего неоценимый вклад в победу союзников на фронтах Первой мировой войны.
Соблазн слишком велик: в общей неразберихе Джун уносит рукопись Афины с собой, дорабатывает ее и публикует под собственным именем. И вот уже Джунипер Хейворд (или, как ее зовут отныне, Джун Сонг) не та унылая лузерша, которую знали окружающие, но автор громкого бестселлера, любимица прессы, обладательница гонорара с шестью нулями, а по совместительству самозванка и воровка, живущая в вечном страхе разоблачения.
Но есть вещи и похуже: не будучи китаянкой, она дерзнула выпустить книгу, повествующую о китайцах, и по нынешним временам грех этот едва ли не страшнее плагиата.
Памятуя о политкорректном морализаторстве «Вавилона», логично предположить, что в «Йеллоуфейсе» Ребекка Куанг тоже займет «образцово-правильную» позицию и, встав на сторону обворованной бедняжки Афины, примется сурово бичевать культурную апроприацию, расовую дискриминацию и имперские замашки белых. Однако — и в этом, пожалуй, главное достоинство романа — ничего подобного не происходит. В простой, казалось бы, истории преступления и наказания (да, как бы изворотлива ни была Джун, выйти сухой из воды ей не удастся) Ребекка Куанг находит многоуровневую сложность, облекая в слова то, о чем большинство не решается говорить вслух.
Воровать, конечно, дурно, но так ли интуитивно понятны границы писательской этики в целом? Почему автор, беззастенчиво использующий для своих текстов живые, зачастую болезненные и кровоточащие истории, доверчиво рассказанные ему другими людьми (именно этим, как выясняется, промышляла при жизни Афина Лю), вором не считается? Почему цвет кожи так важен при выборе темы? Белым по сегодняшним нормам не следует обращаться к чужому наследию, однако как быть, например, с корейцами? Может ли этническая китаянка говорить от их имени на том лишь основании, что у нее тоже миндалевидные глаза и высокие скулы? Почему китаянка, родившаяся в США и едва говорящая на родном языке, имеет больше прав на китайское наследие, чем американка, досконально его изучившая? Наконец, не содержат ли в себе ревностно оберегаемые права китайцев на все китайское имплицитного запрета авторам-азиатам обращаться к темам за пределами этого самого наследия?
Чтобы придать каждому из этих вопросов больше объема, Куанг вводит в текст своеобразный античный хор — призрачные голоса из социальных сетей. Эти бесплотные эринии, бесправные и безымянные в материальной реальности, в виртуальном пространстве обретают зловещую власть судить, миловать, карать и сводить с ума. Их влечет и распаляет малейший запах греха, их не сдерживают никакие нравственные барьеры. И живую Джун, и мертвую Афину на протяжении романа распинают и превозносят столько раз и по стольким поводам, что граница между виной настоящей и мнимой фактически стирается.
Уничтожать и превозносить можно кого угодно и за что угодно, а раз так, в чем этическая ценность и поругания, и похвалы?
В романе Ребекки Куанг, судя по всему, нашла отражение сравнительно недавняя история писательницы Дженин Камминс, создательницы бестселлера «Американская грязь». В нем Камминс рассказала трогательную историю нелегальной мигрантки из Мексики, чем вызвала гнев в первую очередь американцев латиноамериканского происхождения. Попытка писательницы говорить от лица мексиканки была воспринята как вопиющее нарушение культурных границ и грубое посягательство на чужое наследие. А неловкие попытки Камминс оправдаться, сославшейся на то, что мигрантом является ее муж, лишь усугубили ситуацию: при ближайшем рассмотрении муж оказался белокожим благополучным ирландцем, переехавшим в США по работе. Вердикт был вполне определенным: под воздействием народного гнева издательство разорвало с Камминс контракт, а телезвезда Опра Уинфри, осенившая «Американскую грязь» своим благословением, была вынуждена это благословение отозвать. В случае с Джун Хейворд, как показывает нам Ребекка Куанг, «не все так однозначно». В мире, где информационный шум превращает пространство между дозволенным и недозволенным в серую зону, любое падение может обернуться началом взлета, и наоборот.
В свое время «Опиумная война» Куанг поражала читателя нехарактерным для подросткового фэнтези сочетанием истинно джордж-мартиновской безжалостности к чувствам читателя с мрачным и причудливым юмором. В «Йеллоуфейсе» Куанг продолжает оттачивать свое искусство балансировки на стыке чудовищного и гомерически смешного, но, поскольку на сей раз она обращается к вещам для нее более реальным и близким, ее рискованный перформанс выглядит еще эффектнее. По прошествии шести лет литературной карьеры можно наконец со всей определенностью утверждать: Ребекка Куанг совсем не бедный Кристофер Паолини. В литературу пришла новая, яркая и взрослая писательница с сильным самобытным голосом, способная быть разной, в то же время сохраняя свою неизменную фундаментальную манеру и узнаваемую творческую сердцевину.
