В мировой прокат триумфально вышло продолжение пышного блокбастера Дени Вильнёва по роману Фрэнка Герберта. Во второй части немного любви, много политики, гонки на червях, ножевой бой Тимоти Шаламе и Остина Батлера. Станислав Зельвенский впечатлен, но не очарован.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
Присоединившись к фременам, Пол (Тимоти Шаламе) и его мать леди Джессика (Ребекка Фергюсон) делают стремительную карьеру. Беременная леди Джессика, выпив яду, становится верховной жрицей. Пол возглавляет партизанские набеги на отряды спайсодобытчиков. Стилгар (Хавьер Бардем) учит его ездить на песчаном червяке. Чани (Зендея) гуляет с ним на закате, и, хотя сам он пока отнекивается, многие подозревают, что молодой Атрейдес все-таки и есть обещанный Арракису мессия. Тем временем император (Кристофер Уокен), его дочка (Флоренс Пью) и придворная ведьма (Шарлотта Рэмплинг) без особого успеха пытаются плести интриги, а барон Владимир Владимирович Харконнен (Стеллан Скарсгард), разочаровавшись в лидерских качествах Раббана (Дэйв Батиста), подумывает заменить его в качестве гауляйтера оккупированных территорий другим племянником, еще более отмороженным Фейд-Раутой (Остин Батлер).
Из-за голливудских забастовок вторая «Дюна» передвинулась на полгода и удачно избежала соревнования с «Барбигеймером», забронировав вместо этого позицию первого настоящего блокбастера 2024 года в напряженной борьбе с «Аргайлом» и «Мадам Паутиной». В том, что фильм значительно превзойдет сборы первой части — неплохие, но скомканные пандемией и параллельным онлайн-релизом, — сомнений ни у кого нет. И хотя «Уорнеры» и Дени Вильнёв кокетливо ждут финансовых сводок, чтобы объявить о продолжении, совершенно ясно, что оно будет, и кое-что понятно даже про актерский состав: в одном из видений Пола на несколько секунд мелькает Аня Тейлор-Джой. Теоретически, учитывая количество уже написанного материала, «Дюна» могла бы стать вильнёвским «Аватаром» и обеспечить его работой до конца дней. Поскольку истории примерно одинаковые, они с Кэмероном могли бы иногда меняться местами.
Ранний консенсус (не без диссидентов, впрочем) состоит в том, что вторая часть лучше первой. Более точным, наверное, будет сказать, что, если вам понравилась первая часть, эта почти наверняка понравится еще больше: Вильнёв удваивает ставки по всем фронтам. Здесь меньше экспозиции, больше действия, Ханса Циммера и червей. Самое интересное логично осталось на после антракта: кульминационные битвы, любимые фильтры, целомудренные поцелуи самых фотогеничных звезд текущего момента. Отзыв на этот фильм можно написать (и многие этим воспользуются), используя единственный эпитет — «эпичный».
Другой вопрос, что недостатки «Дюны» тоже выросли пропорционально. Почти издевательская неторопливость. Напыщенная, не всегда оправданная серьезность. Неспособность Вильнёва и его сосценариста Джона Спейтса даже за пять часов справиться с книгой Герберта — где-то на середине зритель-неофит почти гарантированно потеряет нить сюжета. При чем тут атомные боеголовки? Чего хотят женщины? Чем Лисан Аль-Гаиб отличается от Квисатц Хадераха? Среди галлюцинаций, пророчеств и прямых включений из утробы леди Джессики целые линии и персонажи рискуют затеряться.
Любимчики Вильнёва получают неограниченное количество экранного времени. Так, Джош Бролин, чья роль в этой части по большому счету служебная, попадает в кадр всякий раз, как нахмурится, крякнет или позволит себе усталую полуулыбку. При этом у Леа Сейду полторы не очень нужные сцены. Уокен (который всю дорогу выглядит так, словно тщетно пытается вспомнить собственный адрес) и Пью использованы вхолостую. Скарсгарда тоже маловато, и его барон сдувается на глазах, с каждым новым появлением становясь не более, а менее грозным. Зато очередное видение Атрейдеса или что-нибудь про жидкости — это всегда пожалуйста. Или злые черные глазки Фейд-Рауты, который похож не на межгалактического садиста, а на терминального пациента (верните Стинга!). Или разговоры Чани с подружкой; мы жалуемся на серьезность Вильнёва, но еще хуже, когда он изредка пытается пошутить.
Сонную невнятность сценария канадец, безусловно, компенсирует визуальной энергией. Во второй «Дюне» есть несколько эпизодов грандиозной, ошеломительной красоты, и цельность художественного видения впечатляет. То, как радикально Вильнёв работает с саунд-дизайном и с цветом, как сопрягает в кадре крохотное и гигантское, его приверженность брутализму в декорациях — все это элементы узнаваемого, уверенного авторского почерка, с которым необходимо считаться. Даже когда автор, кажется, слегка перегибает палку (монохромные гладиаторские бои Харконненов — это уже что-то из области каллиграфии), он верен себе и эстетическим заветам Ридли Скотта: всегда лучше пережать, чем недожать. Как к «Дюне» ни относись, это весомый (и такой необходимый сегодня) аргумент в пользу кинотеатрального опыта.
Но «шедевр», «новая классика»? Для этого на планете Дени Вильнёва слишком мало жизни. Мифологическая многослойность романа, космического «Лоуренса Аравийского», помноженного на мистицизм 1960-х, дает экранизации видимость глубины, и она же худший враг фильма, который чем дальше, тем больше выглядит как антикварная лавка, куда напихали всё — от ваз династии Мин до меморабилии Третьего рейха. Историко-религиозный план отработан предельно ответственно — вот уж кто ежедневно думает о Римской империи, так это Вильнёв. Однако лукавые гербертовские парадоксы с трудом укладываются в формулу голливудского блокбастера, где на выходе все же требуется определенность.
Юмор ситуации состоит еще в том, что позволенное когда-то Герберту или даже Линчу (чью прелестную постановку отчего-то принято хаять) не всегда проходит по нынешним строгим стандартам. Антиимпериализм, нефтяные метафоры и критика «белого спасителя» приветствуются, но, например, среди многочисленных исламских аллюзий Вильнёву приходится ходить на цыпочках: про джихад в «Дюне» речи уже нет. И за плоскими, показательно сочувственными портретами фременов все равно мерещится колониальное высокомерие: это касается не только Стилгара с его комическим акцентом, но и Чани, которая по сценарию много чего делает, но на экране так и не превращается в самостоятельного дышащего персонажа. Ревизия мессианства же грозит упереться в то, что Тимоти Шаламе хорошо выглядит, а значит, вероятно, прав. Если самого Пола возможная гибель миллиардов как побочный эффект его воцарения беспокоит все меньше, то зрителя и подавно: в кино (как все чаще и в жизни) то, что происходит за кадром, словно не происходит вовсе.
Читайте и слушайте «Дюну» Фрэнка Герберта в Букмейте.
