Фильм Петра Тодоровского по книге Владимира Кунина был одним из главных блокбастеров перестройки. Но, в отличие от других резонансных картин эпохи — «Маленькой Веры» или «Ассы», история секс-работницы Тани Зайцевой только укрепляла советскую кинотрадицию. Рассказываем почему.
«Как я хотела рыдать, кричать, когда смотрела на этих девочек, на все, что происходит в фильме. Как хочется еще раз увидеть живое, эмоциональное лицо Тани!» «Это самый яркий образ современницы 80-х годов». «Залы кинотеатров на все сеансы были переполнены. Не помню, чтобы еще какой-либо фильм имел такой успех, даже заграничный». «Люди плакали, выходили из зала притихшие, расстроенные».
Подобные письма сотнями приходили в редакцию журнала «Советский экран» после выхода в прокат фильма Петра Тодоровского. «Интердевочке» действительно сопутствовал оглушительный успех. В 1989-м ее посмотрело около 40 миллионов зрителей. В чем же был секрет зрительского ажиотажа? В игре Елены Яковлевой, исполнившей роль проститутки Татьяны Зайцевой? В невиданных нарядах? В разговоре на табуированные до того темы?
Секс есть!
Владимир Кунин, автор оригинальной повести, прожил какое-то время в Варшаве, где смог понаблюдать за жизнью польских проституток, а после возвращения в СССР обратился к милицейскому начальству с просьбой помочь ему в сборе материала. Снять фильм на тему валютной проституции, показав на экране достоверную картину происходящего в барах гостиницы «Интуриста» — казалось бы, что может быть радикальнее? Позиция официальной советской культуры относительно этого социального порока была предельно ясна. В документальном фильме Владимира Краснопольского и Валерия Ускова «Тени на тротуарах» (1960) допрос молодой девушки (очевидно, проститутки) сопровождался строгим дикторским текстом: «Ее зовут Людмила, но и у нее вместо имени кличка. В ресторанах, где проходит ее жизнь, ей кричат „Софи!“», а появлявшаяся в кадре дружинница спрашивала у Софи со строгим видом: «Как же так? Вот вы не работали — как же вы жили? Ходили по ресторанам, так одевались? Неужели вам все это не противно?» И опять диктор: «И неужели, Люся, ты сама хочешь обворовать себя, отказавшись от истинно человеческих радостей: дружбы заводских ребят, волнения перед экзаменами в техникуме, любящих глаз мужа и первого бормотания такого вот Сережки» (тут в кадре появлялся маленький ребенок).
Откровенная сексуальность воспринималась как нечто угрожающее спокойствию самой страны. В довольно курьезном романе Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» (1967) американская шпионка Порция Браун пыталась при помощи стриптиза совершить идеологическую диверсию:
— Господа! — резким своим выкриком Порция Браун остановила танец. Она стояла с поднятой рукой. — Одну минуточку! Кирилл вздумал меня поймать на расхождении моих слов о стыдливости с делом. Мы только что заключили пари. Сейчас будет стриптиз. Прошу устроить свет соответственным образом.
В лицо Ии ударил жар. Не может быть, этого не будет, американка не решится на это, нет!
— Товарищи, товарищи! — в отчаянии восклицала она.
— Феликс… — Ия остановилась посреди двора. — Там иностранка, из Англии, из Америки — не знаю откуда — показывает стриптиз.
— Что?!
— Да-да, надо это остановить. Нельзя это!
Они вбежали в квартиру, распахнули дверь в комнату. Там же в клубах табачного дыма, в сумраке звучала ритмичная музыка. Но время прошло, Порция Браун, видимо, уже закончила свое представление. Она сидела, отвалясь, на диване, куря и улыбаясь, а на коврике, сбрасывая с себя исподнее, изгибалась пьяная девица с лошадиным лицом и античной фигурой.
Именно стриптиз оказывается переломным моментом, точкой невозврата в классической комедии Гайдай «Бриллиантовая рука». Столкновение советской добродетели и злоупотреблений красивой жизни, которая, конечно, может быть только за границей, заканчивается спасительным вторжением советской общественности. А в «Интердевочке» Татьяна весело сообщает подвезшему ее таксисту: «Статьи для нас в уголовном кодексе не существует, потому что само вот это вот социальное явление отсутствует в стране полностью». При этом Татьяна воспринималась публикой не как идеологическая диверсантка, не падшая разложенка с «пониженной социальной ответственностью», а как «яркая современница 80-х годов». Более того, одна из зрительниц фильма даже находила ее полезным для воспитания подрастающего поколения: «Господи, да как же здорово, что не перевелись таланты на русской земле!.. Живите долго, создавайте больше таких картин, чтобы было чем жить и нам, простым людям. Я уже на пенсии, но к воспитанию молодежи всегда относилась серьезно. Спасибо вам, дорогие наши, спасибо по-матерински. Картина перевернула душу».
Казалось бы, все тут понятно. Четвертый год перестройки. Три года назад прошел знаменитый телемост Москва — Бостон, на котором Людмила Иванова (что показательно, администратор гостиницы «Ленинград», в которой вполне могла работать и героиня Яковлевой) к всеобщей потехе заявила: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого». Фраза тут же превратилась в мем «В СССР секса нет». За год до «Интердевочки» в прокат выходит «Маленькая Вера», явившая миру грудь Натальи Негоды — в 1989-м она уже позирует для «Плейбоя». В СССР секс есть, его пульс бьется не только в общагах, но и в видеосалонах и на большом экране, и, кажется, скоро он действительно уничтожит казавшийся нерушимым Советский Союз. Но более пристальный взгляд и на фильм, и на советскую культуру заставляет изменить точку зрения.
Таня и Ленин
«Интердевочка» вовсе не была попыткой порвать с советской традицией, она была продолжением этой традиции, но на другом материале. Картина Тодоровского (да и повесть Кунина) очень сильно укоренены в советской культуре, только не послевоенной, а ранней, послереволюционной. Дело в том, что поначалу перестройка мыслилась советской интеллигенцией как очередной возврат к ленинским принципам. Даже наглядная агитация всячески подчеркивала революционный дух горбачевских реформ, преемственность между Октябрем и гласностью с ускорением. Так что обращение к 1920-м, своеобразное повторение опыта этого бурного и во многом вольного послереволюционного десятилетия были естественны для многих культурных проектов того времени (в 1988-м, например, в Русском музее прошла большая персональная выставка Павла Филонова, советского авангардиста, попавшего в опалу в 1930-е после обвинений в формализме — предыдущая была еще во времена брежневской оттепели, в 1967-м, в Новосибирске).
В повести Кунина Татьяна не только описывает происходящие с ней события, но и дает им почти публицистический комментарий. В фильме этот комментарий превращен в монологи героини — так Таня кажется нам независимой в суждениях женщиной, которая не боится называть вещи своими именами (в современном американском инди-кино такая роль обычно отводится умной школьнице). В некоторых сценах (например, обличая жадность иногородних-лимитчиков) она и вовсе становится этаким резонером, авторским голосом.
Похожий прием можно обнаружить в советской литературе 1920-х, в прозе Пантелеймона Романова или Сергея Малашкина. Там героини не только раскрывали подробности своей личной жизни, часто довольно причудливой (у Малашкина в его знаменитой «Луне с правой стороны» героиня-комсомолка участвует в «афинских ночах» и курит «анаша»: «Нынче вечером обещали ребята принести „анаша“, я накурюсь, и тогда все переродится передо мной: сольются в одно целое улицы, площади, авто, лихачи, люди и закружатся колесом, а я, сидя на корточках и глядя на это колесо, буду покачиваться из стороны в сторону всем туловищем и безудержно хохотать. Ха-ха!»), но и давали происходящему своеобразную оценку, исподволь показывая читателю прелести нормальной жизни. Тогда же на экраны вышла «Проститутка» Олега Фрелиха, одна из самых скандальных (и, вероятно, самых скучных) советских картин немого периода. Перед зрителем разворачивалась трагическая судьба трех женщин, вынужденных пойти на панель: мать-одиночка, молоденькая девушка, проданная собственной бабушкой, и бывшая горничная, ставшая проституткой еще до революции. За сценами с разгульной (и довольно пристойной) жизнью борделей следовала вставленная в фильм лекция о проституции в СССР и капиталистических странах. Поскольку картина Фрелиха снята еще в немой период, вся необходимая советскому человеку статистическая информация по вопросу дана при помощи инфографики.
Подобно прозе и фильмам 1920-х, «Интердевочка» при всей своей кажущейся провокативности — это довольно консервативное, очень традиционное произведение. Таня не только женщина 1980-х, но и та «идеальная проститутка», которую мог бы придумать советский зритель. Дочь заслуженной учительницы (в повести этот мотив еще усилен тем, что помогает матери героини не Лялька, соседка и коллега Тани, а хулиган Козлов, один из ее бывших учеников), прекрасная медсестра, горячая патриотка. Как заметил один из читателей «Советского экрана»: «Мне кажется, что женщина, избравшая проституцию своим ремеслом, должна что-то в себе преодолеть, переступить какой-то нравственный порог. Героиня же нравственна и распрекрасна в душевном отношении».
Ремесло Тани кажется чем-то абсолютно условным. Эротизм фильма довольно скромен, нежность Таня проявляет в основном по отношению к Эдварду Ларссону, который с самого начала заявлен как ее будущий муж, а единственная постельная сцена при помощи монтажа превращена в комический номер. В кадре зритель видит только (довольно безучастную) голову героини и может лишь предполагать наличие ее партнера. Глядя на этот целомудренный монтажный секс, один из зрителей заявил: «Судя по ее появлению в постели, не видно, что она может устать и вспотеть, и многие девушки захотят быть такими интердевочками».
Костюмы Тани и ее «коллег по профсоюзу» также работают на создание некой условной реальности. Костюмы для съемок Петр Тодоровский велел покупать в Швеции. Яркие наряды, наложившие отпечаток на дальнейшее развитие советской моды, максимально отличались от того, с чем мог столкнуться советский гражданин в своей повседневности. То же самое можно сказать про нижнее белье. Так, художник по костюмам Алина Будникова вспоминала: «Мы выбирали трусы с поясом на бедрах из качественного тонкого шелка. В меру открытые, непрозрачные, без всяких рюшек, но многие актрисы видели подобные красивые и дорогие вещи впервые. А Елена Яковлева была в таком восторге, что часть белья после съемок режиссер предложил ей оставить себе». Стоит ли замечать, что экзотический экранный образ Татьяны и ее подруг существенно отличался от нарядов подлинных проституток (согласно известному анекдоту, когда у находившегося на съемочной площадке милиционера спросили, кто из актрис больше всего похож на настоящую проститутку, он указал на стоявшую рядом с ними неброско одетую Будникову).
«Мосфильм» — Голливуд
Вторая серия фильма, в котором героиня переезжает в Швецию, играла двойную роль. С одной стороны, советский зритель мог насладиться подробностями жизни в капиталистической стране (сам Тодоровский подчеркивал, что съемки в Швеции качественно отличались от привычных для советского кино съемок в Риге, обычно игравшей роль условной заграницы). Автомобиль, собственный дом, посиделки в барах и горничные, разносящие гостям напитки, телевизор с пультом дистанционного управления — все это казалось чем-то новым и манящим, одновременно давая повод задуматься об условиях жизни в СССР. Один из зрителей с негодованием восклицал: «С чего начинают все эти девушки, женщины-проститутки — одним словом, интердевочки? Да все из-за нашей жизни… В фильме показана не „сладкая жизнь“, а ее „горький итог“ и трагедия наших молодых девушек и женщин».
С другой стороны, упомянутый «горький итог» побега туда становился для зрителя вполне очевидным. В одном из интервью Тодоровский замечал: «Действие второй серии картины происходит в Швеции, куда попадает Танька, выйдя замуж за фирмача. Так вот, и в сценарии, и в повести Кунина жизнь в Швеции изображена достаточно схематично. Без знания шведского характера, традиций, психологии. И за короткое время съемок это знание, как вы понимаете, особенно не получишь».
Нехватка материала тут действительно очень заметна. Добившись отъезда из СССР, Таня начинает томиться от тоски по родине. Не столько фру Ларссон, сколько мадам Бовари. Но если героиня Флобера мечтала о какой-то другой жизни, то Таня мечтает о Ленинграде и считает, что шведы не способны оценить величие русской души (предсказание подобного поворота содержится уже в сцене отлета Тани из СССР, которая сопровождается песней «По диким степям Забайкалья»). Таня не может привыкнуть к особенностям жизни в Швеции, ходит в православный храм и немного ссорится с мужем. В противовес Эдварду Ларссону появлялся дальнобойщик Виктор — хороший рабочий парень из одного с Таней дома, упущенная возможность семейного счастья на родине.
Об особой духовности героини (помимо посещения церкви и цитирования стихов Пастернака) свидетельствует эпизод, в котором соседка пытается спасти ее мать, узнавшую о прошлом дочери и решившую покончить с собой. Сидя у себя в доме в Швеции, Таня слышит стук в дверь бывшей ленинградской квартиры.
Итак, секс-работница с золотым сердцем и в то же время интеллигентная медсестра; девушка, выбравшаяся наверх, но заскучавшая в золотой клетке, к тому же и получившая в финале воздаяние за свои грехи (и не боящаяся этого воздаяния — она стремится в СССР, даже зная, что там ее может ожидать тюремный срок). При этом обаятельная и очень живая. Случай «Интердевочки» — один из тех, когда зрители с особым удовольствием «любят грешника, ненавидя грех». Тодоровский отлично понял, что нужно зрителю, разрывавшемуся между советским опытом и американской мечтой, и предложил ему свой вариант «Красотки» (за год до выхода оригинала) — голливудский сюжет с русской духовностью и оглядкой на советские традиции.
«Петр Тодоровский сделал простой, душевный, очень советский фильм, на нас повеяло забытым запахом старого доброго кино», — писала тогда критик Наталья Ртищева. В эти же годы киновед Владимир Дмитриев призывал бороться с ханжеством и, «отбросив трусость и лицемерие», предложить зрителям «высокий эротизм», «который потому и является высоким, что опирается на нравственность». И хотя эротизма у Тодоровского в общем и нет, нравоучительность его фильма сегодня не вызывает сомнений.
Впервые этот текст был опубликован в 2019 году. Мы перевыпустили его к 100-летию студии «Мосфильм».
Автор: Максим Семенов
Фото: Василий Егоров, Валентин Соболев / ТАСС, Legion-Media
