11 января на Кинопоиске вышла биографическая драма «Крецул» Александры Лихачёвой о дзюдоисте, потерявшем зрение и вернувшемся в спорт благодаря настойчивому тренеру. Наши впечатления о фильме читайте здесь, а еще мы пообщались с одним из актеров — Сергеем Волковым — о прототипе его персонажа, тестостероне дзюдо, силе дружбы и вере в человека.
Главные герои картины Олег Крецул и Виталий Глигор — пример не просто спортивного союза. В результате аварии Олег теряет жену и зрение, и Виталий из близкого друга превращается в проводника в большой паралимпийский спорт.
Премьера картины состоялась в рамках XI фестиваля «Короче» в Калининграде при полном зале. Вместе со зрителями фильм смотрели и исполнители главных ролей Никита Волков и Сергей Волков. Актеры не только однофамильцы, но еще и друзья со времен учебы в СПбГАТИ на актерском курсе Анны Алексахиной. Но если Никиту Волкова зритель знает как звезду «Трудных подростков» и будущего Серкана Болата в российской версии «Постучись в мою дверь», то его однофамилец Сергей — имя почти новое. В одном проекте они, кстати, уже появлялись вместе — в детективной мелодраме Елены Николаевой «Цыпленок жареный». Еще вы могли заметить Сергея в сериалах «Аврора» и «Мосгаз. Формула мести». Зато на театральной сцене актер — видная фигура: в 23 года он стал лауреатом «Золотой маски» за роль в «Кабаре „Брехт“» в Театре им. Ленсовета.
Мы поговорили с актером о фильме на фестивале «Короче».
О том, каково это — смотреть свое кино вместе со зрителями
Сначала мы остро чувствовали, что чего-то не хватает, чего-то вырезанного. А потом картинка начала складываться, и уже по-другому воспринимали драматургию. В театре легко отследить реакцию зала, в кино у меня такого опыта не было — интересный экспириенс. С экрана себя совсем по-другому воспринимаешь: если в театре даже дыхание зрителя можно уловить, то здесь ты сам себя считываешь заново, изучаешь темпоритм, по-актерски держишь внимание. Это важное техническое наблюдение для профессии. В кадре все делаешь по-честному и только потом можешь узнать, хватает у тебя ума и таланта или ты прожил все съемки в вакууме.
Об Олеге Крецуле и Виталии Глигоре
Мы с ними работали даже чересчур плотно. Такого сближения не планировалось, но они оказались такими отличными ребятами, открытыми к общению, что мы сильно сдружились. В какой-то момент начали устраивать типичное кишиневское веселье — гаражи, шашлыки, охота. До сих пор с ними общаемся, видеосообщениями обмениваемся. У них удивительная дружба, они как Санчо Панса и Дон Кихот. Абсолютно нелогичная, не связанная с материальным, какая-то сакральная. Мне кажется, главное в их отношениях — движение по вертикали только вверх и странный юмор. На этом все основано. Он для них важная составляющая общения. Жесткий, циничный, в чем-то подростковый в отношении недуга Олега. Мы сначала тоже были немного в шоке, а потом поняли, что это их комфортная манера общения, начали привыкать. На некоторые смешные моменты в фильме даже ставки делали, сработает или нет.
Ну вот как можно объяснить, почему у Олега прозвище — Володя Ленин? Какая-то детская история, которая к ним приросла, и в итоге зрители понять не могут, почему Виталий зовет Олега не своим именем. С обращениями тоже много связано: мы много импровизировали и опирались на ситуацию. Когда Виталик говорит про Крецула в реальной жизни, про соревнования, то он Олег, когда они в гаражах — Крец, а если уже в веселых гаражах — Володя. Глигор всегда в тени, но без него ничего не работает, а Крецул, напротив, экстраверт и все время впереди. Поэтому и в фильме акцент так смещен: это в первую очередь не спортивная драма про слепого дзюдоиста, а фильм про настоящий союз двух друзей.
О дружбе Волковых
Мы с Никитой однокурсники, 13 лет дружим. Нам не нужно было друг к другу привыкать и выстраивать дружбу, похожую на ту, что есть у Олега и Виталия. Я раньше не замечал, а на просмотре даже порадовался как зритель: мы с Никитой очень здорово ловим друг друга темпоритмически, практически посекундно. До съемок мы четыре года как не играли вместе в театре, и это был ребенок тоски друг по другу (авторское выражение Сергея, означает нечто зарождающееся. — Прим.ред.). Соскучились ужасно. Поэтому к 15-й смене мы без подготовки входили в кадр и снимали. О! А вот и дружок мой звонит как раз.
Сергей показывает экран телефона — на нем надпись «Никита Волков» и фотография актера в старой тельняшке. Это мы с ним в театре когда играли — такой костюм был. (В телефон.) Никита, я даю интервью. Если хотите — подходите. Но у вас вообще-то никто не хочет брать интервью!
Никита прекрасно снимает наблюдения как актер. Он очень талантливо сделал маску Олега, а я в наблюдениях не очень хорош. Маска — это когда актер наблюдает, срисовывает поведение кого-либо и надевает его на себя. Проблема в том, что Виталика так просто не считаешь, он абсолютно неуловимый человек, у которого сложно уловить психофизику, а тем более скопировать. Я попробовал так сделать, но быстро понял, что нужно идти от себя. В итоге не привязывался и отталкивался от внутренних связей, а Никита работал с точными наблюдениями.
Мы не пытались повторить их дружбу, потому что это невозможно. Скорее, это как увидели солнечное затмение и написали об этом стихотворение. Оно тебя никак не меняет, просто поражает. Я человек закрытый, у меня нет такого контакта в дружбе, но такой союз меня восхитил. Мы с Никитой тоже крепко связались, я его даже почти затащил в Вахтанговский театр.
О телесности
Я из такой же среды, в какой парни выросли. Это среда маленького российского уездного городка, и думаю, что похожая атмосфера была в 1990-х и в Кишиневе. Что интересно, мы с Никитой для роли набирали массу, занимались дзюдо, и это очень интересно влияет на организм и поведение: начинает перекашивать в маскулинность, как будто тестостерон вырабатывается. Эта энергия возникает из-за физики, из-за сопернического контакта. Удивительно, потому что в жизни я интровертный худой мальчик.
При этом у Олега с Виталиком такого нет, они ироничные, открытые, умные. У меня не было плотного общения со спортом, поэтому стало открытием, что твое восприятие мира некоторым образом… сужается. Я после съемок резко сбросил 12 килограммов, и мышление не успело подстроиться под телесные изменения: осталась агрессивная психофизика, а я уже не на массе.
Опять же я не работаю с масками, как Никита, и приходится идти из своих ощущений. В театре с этим проще, а в кино работа с телом другая — форма рождается в процессе. Я пришел к выводу, что такой телесный прием больше работает для камеры, чем для сцены.
О современном спасении
Единственная тема, которая меня включает сейчас, да и раньше, — милосердие. Как его в нынешней ситуации сберечь, родить, донести. Я не знаю, что у меня будет с театром впереди, не понимаю, что будет с кино. Очень много думаю сейчас почему-то о Евгении Леонове и его феномене: как это случилось вообще в природе, в кинематографе советском, что он появился? Понял внезапно, что в последнее время он стал для меня главной ценностью культуры XX века в России. Где бы я его ни посмотрел, он везде транслирует милосердие. Какой-то всепрощающий, всепоглощающий. Улыбка и добро, которые исходят от него, без условий каких-либо к тебе, смотрящему. Как-то меня это греет.
Автор: Ная Гусева
