На платформе Wink стартовал сериал об интригах в вымышленном главном театре России. Его спродюсировали Бондарчуки, отец и сын, а снял Евгений Сангаджиев, чей дебютный Happy End о вебкам-индустрии пару лет назад революционировал российские стриминги. Конфликт нового хореографа и старой театральной номенклатуры — тоже политический сюжет, уверен Василий Степанов.
Василий Степанов
Кинокритик, главный редактор журнала «Сеанс»
Прогрессивная, но явно уставшая от себя нью-йоркская богиня современного танца Рута Майерс (Алла Сигалова) в кризисе. И вот она громко хлопает дверью прямо после премьеры, на финальном поклоне закрывая свой спектакль с говорящим названием The Void («Пустота»). Публика, конечно, стоя рукоплещет труппе в телесных трико, но что, скажите, эта публика вообще понимает в искусстве? Да и танцоры тоже?
После такого демарша на опустошенного хореографа наскакивает театральный менеджер из далекой богатой России (Фёдор Бондарчук). Это новый директор вымышленного — наподобие Главного драматического театра из недавних «Актрис» — Национального государственного театра. Технократ, умница, модник, в театре ни бум-бум, но нос по ветру держит и в трендах сечет. Обходительно и по-кошачьи настойчиво он приглашает знаменитость в Москву, откуда она в 1984-м уехала на гастроли в Нью-Йорк и не вернулась. Предложение щедрое и взаимовыгодное: новому директору позарез нужно громко заявить о себе, приведя в движение доставшееся ему нафталиновое болото (пардон, «Лебединое озеро»). А бывшей приме, «паря над прожитым свободно и легко», будет лестно показаться на родине в статусе мировой звезды.
Дома, в Москве, Руту, впрочем, не особо ждут. Брошенный когда-то в СССР возлюбленный — теперь он худрук Национального (Игорь Гордин) — боится потерять власть над своей труппой и потоками одноразовых зрителей, посещающих театр как мавзолей. А клубок змей помельче — особист-куратор в исполнении Юрия Ицкова, жена худрука (Ирина Апексимова), заведущая репертуарной частью (Елена Морозова) и владельцы буфета — шипит от одной мысли о переменах. Из театра наличку выносят в картонных коробках: «Щелкунчик» и отлаженный буфет еще никого никогда не подводили, да и заморская возвращенка сама не знает, что хочет ставить. Рута правда ведет себя вызывающе: собирает труппу на кастинг и дерзко отказывается проехать пару кварталов от гостиницы до театра на арендованном для нее «майбахе».
Балет в России, понятно, больше чем балет — «души призывный звук», как поет на титрах Алла Пугачёва. Но даже с учетом вечной актуальности любого высказывания на эту тему нынешний сериал выходит с поразительно точным таймингом, который нагружает происходящее на экране особым контекстом. Пока новостная лента пухнет от театральных дел и эмигрантских конфликтов, а в российских кинозалах публику развлекают другой гордостью отчизны — космосом, «Балет» приумножает мелодраматический капитал недавних «Актрис» (произведенных той же «НМГ Студией»). Театральная жизнь, споры худрука с директором и мучительный художественный поиск — все это тоже политика. Что там за кулисами музыкального театра? Оказывается, ничего нового: те же любовь, зависть, ревность и замшелый ампир в схватке с буксующим модерном. Бондарчук в роли государственного прогрессиста как влитой, да и худруку Гордину, который превратил театр в музей, веришь как себе. Инь-ян русской жизни, где все меняется стремительно и не меняется никогда.
Если бы помимо слова «актуальность» для характеристики «Балета» требовалось выбрать еще одно, я бы произнес «старательность». «Балет» сделан с особым, чувственным тщанием, и этот труд, пожалуй, скрадывает как схематичность конфликта (противостояние западных свобод и восточных традиций, либерального и консервативного начал), так и условность происходящего. В интервью постановщик настаивает, что обличительные подробности из жизни нафантазированного Национального театра — вымысел, а совпадения случайны; верим-верим!
Старательность (то есть качество выделки, которое рождается из сложения усилий всех цехов, оператора Игоря Киселёва, композитора Олега Карпачёва, художников, монтажеров) дала «Балету» возможность побеждать если не нокаутом (по первым сериям не определить), то по очкам. Сериал давался ощутимо трудно, примороженная скованность в кадре чувствуется не в движениях тренированных тел, а в какой-то усталости взглядов и реплик. Чего стоят одни пересъемки материала с Ингеборгой Дапкунайте, которая сыграла главную роль, но вдруг превратилась для России в персону нон грата. Впрочем, тут нет худа без добра: хореограф Алла Сигалова, обладая, прямо скажем, иной драматической оснасткой, принесла с собой бесценную аутентичность.
Достоверность — важное свойство происходящего на экране. Для «Балета» Евгений Сангаджиев, когда-то окончивший отделение хореографии Элистинского училища искусств, провел кастинг среди тысяч артистов из нескольких музыкальных театров (он принципиально не хотел монтировать ноги одних с телами других) и специально для фильма поставил вместе с хореографом Владимиром Варнавой балет «О природе», вдохновленный Эмпедоклом. Античный философ в своей поэме, от которой до нас дошла хорошо если одна десятая текста, рассказывал о полноте мира, взаимном влиянии стихий в общем круговороте жизни. Наверное, и зрителям «Балета» стоит увидеть в этом произведении нечто большее, чем просто острую критику цен на игристое в театральном буфете. Например, размышление о круговороте эпох и возможностях искусства в условиях свободы и несвободы.
