Теперь в Плюсе можно не только смотреть кино и слушать музыку, но и читать! С опцией Букмейт вам будет доступна огромная библиотека книг и аудиокниг разных жанров: фантастика, детективы, проза, нон-фикшен и литература для детей. Чтобы попробовать, введите промокод KINOPOISKMEDIA здесь (действует только для новых пользователей).
На Букмейте эксклюзивно появился новый роман «Пловцы» американской писательницы японского происхождения Джули Оцуки (издательство Livebook) — история о группе одержимых пловцов-любителей и о том, что с ними происходит, когда на дне местного бассейна появляется трещина. О том, чем необычен этот роман, рассказывает литературный критик Галина Юзефович, которая специально для Букмейта озвучила аудиоверсию книги.
Галина Юзефович
Литературный критик
Кто такая Джули Оцука и о чем она пишет?
Американская писательница Джули Оцука родилась в японской семье: ее отец — иссэй (так в Америке называют первое поколение иммигрантов), мать — никкэй, то есть иммигрантка во втором поколении. Для таких людей, как сама Оцука, у японцев тоже есть специальное слово — сансэй; представители этой группы уже не говорят на языке своих бабушек и дедушек и в целом принадлежат скорее американской, чем японской культуре, однако внимательно и вдумчиво относятся к собственным корням и наследию.
Во время Второй мировой войны мать писательницы была интернирована. После бомбардировки в Перл-Харбор ее отца обвинили в шпионаже в пользу Японии, и всю семью отправили в лагерь для нежелательных лиц в пустыне штата Юта. Эта часть семейного опыта — не столько трагического (все родные писательницы благополучно вернулись в Калифорнию после войны), сколько драматического — легла в основу первого и самого успешного на сегодня романа Оцуки — «Когда император был богом». В числе повествователей, сменяя друг друга, выступают дед и бабушка писательницы, а также ее дядя, но главный голос — самый яркий и чистый — принадлежит матери писательницы, на тот момент совсем еще девочке; она рассказывает о возвращении домой после трехлетнего заключения в лагере, о попытках отстроить разрушенную жизнь с нуля и о выживании в условиях тотальной послевоенной японофобии.
Вышедший в 2023 году роман Оцуки «Пловцы» вновь сконцентрирован на фигуре матери, однако на сей раз из детства и юности мы переносимся в пору ее старости и угасания.
Как устроены «Пловцы»?
Композиционно роман можно разделить на две части. В первой речь идет о подземном бассейне, для посетителей которого он становится чем-то неизмеримо большим — не просто местом для занятий спортом, но своего рода святилищем, убежищем от городского шума, храмом порядка и размеренности посреди хаоса. Бесконечно разные на поверхности, в воде пловцы освобождаются от всего ненужного, превращаясь в скользящие по воде тела — легкие и свободные. По одной из дорожек плывет Элис — подтянутая, энергичная и приветливая женщина. Она немолода, но руки и ноги ее по-прежнему сильны, гребки уверенны и грациозны. Элис понемногу теряет память, но братство подземных пловцов не отторгает ее, в их чудаковатом сообществе разного рода странности в порядке вещей.
И даже в этом замкнутом счастливом мирке случаются катастрофы: однажды на дне бассейна появляется трещина. Обманчиво невинная на первый взгляд, в действительности она несет угрозу самому существованию подземного водоема, а значит, и душевному покою его посетителей.
Во второй части романа фокус полностью смещается на Элис. Ее память стремительно ухудшается, связная картина мира распадается на разрозненные ошметки, и вот уже родные вынуждены поместить женщину в дом престарелых. Там Элис и останется до самой смерти — поначалу недоумевающая и разгневанная, тоскующая по дому и семье, но понемногу все более замкнутая, тихая, покорная. Она словно растворяется в воздухе, оставляя позади и заботливую дочь, и безутешного мужа, всегда любившего ее больше, чем она его. Изредка Элис приходят навестить подружки по бассейну, но их визиты становятся все реже и короче.
Практически не связанные сюжетно, обе части романа зарифмованы между собой на уровне смыслов. И там, и там речь идет о несправедливой, незаслуженной утрате, ее осмыслении, переживании и в конечном счете принятии.
Кроме того, обе части романа объединяет нестандартный прием: роман написан от первого лица множественного числа. В первой части это «мы» подразумевает посетителей подземного бассейна, от лица которых по большей части ведется повествование. Во второй «мы» — это уже сотрудники дома престарелых «Белависта», в котором доживает свои дни Элис. Такое авторское решение порождает очень необычный эффект: множественное число создает дистанцию между повествователем и повествованием, придавая жгуче персональной, интимной истории оттенок прохладной и созерцательной отстраненности.
Что происходит с главной героиней?
Поначалу родные Элис подозревают у нее болезнь Альцгеймера, но врач ставит другой диагноз: фронтотемпоральная (или, как чаще говорят в России, лобно-височная) деменция. В отличие от Альцгеймера, на ранних этапах она приводит не к потере памяти, а к изменению личности в целом: неадекватному поведению (в том числе на публике), импульсивности и непредсказуемости, страсти к накопительству бесполезных предметов. Однако по мере атрофии лобной доли мозга (у больных на поздней стадии болезни она становится не толще листа бумаги) человек понемногу начинает забывать простейшие слова, перестает узнавать близких, говорить и двигаться. Именно эти этапы проходит Элис: если поначалу она еще может самостоятельно посещать бассейн, то в конце превращается в бессловесную и неподвижную тень себя прежней.
Чего в «Пловцах» больше — японского или американского?
Одним из первых авторов, решившихся написать книгу от лица «нас», стал современный американский классик Джеффри Евгенидис (к слову, тоже эмигрант в третьем поколении); в его романе «Девственницы-самоубийцы» в роли коллективного повествователя выступали мальчишки, живущие в одном районе с главными героинями и завороженно наблюдающие за трагедией их семьи. Так что можно сказать, что корни ключевого приема, использованного Оцукой, лежат в поле американской литературы.
Несмотря на то, что главный рассказчик в «Пловцах» — обобщенное коллективное «мы», периодически множественное число распадается на отдельные голоса: обеспокоенных посетителей и сотрудников бассейна, разнообразных «экспертов по трещинам», родственников Элис, отдельных сотрудников дома престарелых. У такого метода письма тоже есть множество параллелей в американской литературной традиции. Полифонию как основу повествования применяли как классики американской поэзии (Эмили Дикинсон, Эдвин Арлингтон Робинсон и Эдгар Ли Мастерс), так и современные писатели, такие как Фэнни Флэгг или букеровский лауреат Джордж Сондерс (в его самом известном романе «Линкольн в бардо» в роли рассказчиков выступает хор мертвецов, застрявших между этим светом и тем).
С японским каноном в «Пловцах» тоже много пересечений. Длинные списки того, что Элис еще помнит или, напротив, уже забыла, очень напоминают классический жанр средневековой японской прозы дзуйхицу, при котором автор словно бы механически записывает все, что придет в голову. Для дзуйхицу очень характерны подобные перечисления — например, вещей, доставляющих радость, или образов, порождаемых первым снегом. Самый известный пример такой прозы — «Записки у изголовья» придворной дамы Х века Сэй-Сёнагон, прямыми и косвенными отсылками к которым изобилуют «Пловцы».
Роман органически и примерно в равной пропорции совмещает две литературные традиции, точно так же как и сама Джули Оцука в силу семейной истории и происхождения принадлежит сразу двум культурам — американской и японской.
Зачем читать «Пловцов»?
На первый взгляд, роман может показаться очередной вариацией на затертую в последние годы тему травмы. Однако из боли утраты, из тоски по матери, еще живой, но уже бесконечно далекой, из сожалений об упущенных возможностях и угрызений совести (ни разу не свозила мать за границу!), из очевидного несовершенства мира (дом престарелых — место предельно далекое от наших представлений о счастливой старости) Оцука парадоксальным образом творит текст одновременно горький и утешительный. И речь в данном случае не столько о пресловутой терапевтической работе горя (хотя и о ней, конечно, тоже), сколько о некоей прощальной, идеальной ясности, заливающей ярким светом, наполняющей смыслом и важностью все без исключения моменты прошлого. Оцука не боится всматриваться в самые сложные и болезненные эпизоды прошлого матери (потеря ребенка, крах первой и главной в жизни любви), тем самым оживляя, сохраняя их для вечности и в то же время отпуская, завершая их для себя. Подобный взгляд на смерть близкого человека — мудрый, честный и светлый — подает читателю обнадеживающий пример глубокого и вместе с тем небезнадежного переживания травмы.
Читайте и слушайте «Пловцов» на Букмейте в подписке Плюс с опцией Букмейт.
Фото: Agence Opale / «Легион-медиа»
