Любовь Аксенова этой весной играет ведущие роли сразу в трех проектах, и это редкий случай, когда актриса выходит за рамки любых амплуа. Беспринципная чиновница, которая возвращается во втором сезоне «Почки» (Kion), не имеет ничего общего с храброй девчонкой в эпицентре шпионского заговора из «Нюрнберга». Start выпускает драму «Жить жизнь», здесь героиня Аксеновой — раскрывающая свою сексуальность молодая вдова. В рубрике «Главный герой», где мы публикуем монологи ключевых лиц российского кино, Аксенова рассказывает о любви к документальному кино, переменах в Натахе Кустовой и прокачке эмпатии.
Любовь Аксенова (1990) — российская актриса театра и кино. Окончила РАТИ — ГИТИС, как актриса дебютировала в 2009 году в сериалах «Детективы» и «След». Узнавать актрису начали после ролей в сериалах «Универ. Новая общага», «Закрытая школа» и фильме «Рассказы» Михаила Сегала, открывшем ей дорогу в большое кино. Снималась в больших крупнобюджетных проектах («Салют-7», «Майор Гром: Чумной доктор») и в независимых («Бывшие», «Настя, соберись!», «Почка»).
Про типажи
Некоторое время назад я определила для себя, какие типажи хочу сыграть. Меня привлекла одна не особо известная типология, где на стыке культурологии и восприятия выявлено 16 архетипов. Как актрисе, мне важно понимать, что движет персонажем, как он существует — двигается, говорит или просто слушает, на что обращает внимание. И там как раз это описано. Предположим, что есть вопросы, ответы на которые раскрывают отличия людей друг от друга. Например, влияет ли на тебя окружение так, что ты под него подстраиваешься? Или, наоборот, делаешь все возможное, чтобы сохранить себя в любой ситуации? Вопрос не в морали или в том, чему нас учит общество, а в том, что для человека энергетически менее затратно — действовать мимикрируя или сопротивляясь.
Про «Почку» и новый этап в жизни Натахи Кустовой
Возвращаться к роли Натахи было беспокойно. Это как волнение перед свадьбой: понимаешь, что муж тебя любит, ты в красивом платье, все будет хорошо, — но так не хочется опростоволоситься на церемонии — удариться или упасть, или чтобы платье развязалось не в тему. Так вот тут в роли мужа — зрители, которым понравился первый сезон и они ждут второго. Это добрый взгляд, взгляд с любовью, и от этого так тревожно: страшно сделать что-то такое, что разочарует. Впрочем, я стараюсь ничего не делать из страха, волнения или других деструктивных эмоций. Собрала волю в кулак и решила: сделаю максимум, на который способна, — вложу в это дело силы, душу и мозг.
У Натахи своего рода перерождение. Первый сезон заканчивается тем, что она обыгрывает смерть: ей дается новая жизнь, почка тут — словно сердечко в аркадных играх. Меня будоражит мысль, что люди, которым пересаживают органы, меняются психологически, открывают в себе новые черты характера или способности. Вот и Наташа поменялась после трансплантации, новая почка влияет на нее. Там, где раньше была только Натаха, появилось нечто иное, и она пытается понять, как теперь с этим жить.
Про то, как меняется внешность Натахи
В первом сезоне от самоуверенной женщины-вамп мы привели Наташу к полной потере понимания, как она выглядит. Когда смертельно болен, на внешний вид наплевать. Во втором сезоне Маша Шульгина (сценаристка и режиссерка сериала. — Прим. ред.) придумала другой ход: абсолютно белое существо, практически ангел, который, попадая в земной мир, постоянно чем-то пачкается. Я это называю «ситуация белой футболки»: надеваешь ее — и сразу пятно! (Смеется.) И вот Наташа постоянно мажется — в крови, грязи, и весь этот шикарный образ победительницы и красотки рушится. Мир дает ей понять, как на самом деле обстоят дела.
Мне кажется, каждый человек может в любой момент стать лучше. Чем мне еще нравится «Почка»: трудно сказать, плохой человек Натаха Кустова или хороший. Она часто совершает поступки, которые я внутренне осуждаю, — смотрю на нее со стороны и думаю: так нельзя делать, это безнравственно. А потом оказывается, что этими действиями она умудряется приносить благо окружающим. И это обескураживает. Как так получается? Что движет Натахой? Достойны ли такие поступки любви?
Про «Нюрнберг» и Николая Лебедева
Как я попала в «Нюрнберг»? В первую очередь для меня был важен режиссер. Я давно хотела поработать с Николаем Лебедевым, такую возможность упускать не хотелось. Получила невероятное удовольствие от того, как он включен в процесс, как работает его команда, как он работает в команде, с материалом, с актерами. Как внимательно относится ко всем на площадке. Я осталась в добрых и теплых отношениях с самим Николаем, чему рада, — такое нечасто бывает, когда после съемок продолжаешь дружить с режиссером вне зависимости от того, будем мы дальше вместе работать или нет.
Когда готовилась к съемкам, услышала от друга и коллеги такую мысль: во время войны, особенно там, где идут сражения, люди подходят друг к другу либо чтобы поцеловать, либо чтобы убить. Меня это потрясло. Как это? Мы привыкли жить в совершенно другое время. В фильме «Нюрнберг» моя героиня Лена, пройдя через ад войны, понимает важность человеческой жизни — именно эта идея ею движет, дает силы жить и помогать нуждающимся.
При выборе проектов я смотрю и на то, что интересно изучить. Кино — это истории, которые пробуждают у зрителей переживания и мысли. Мне кажется, любое кино про войну, и в первую очередь советское, доносит идею разрушительного ужаса войны. Это послание из прошлого о том, к чему ни в коем случае нельзя возвращаться. «Иваново детство» Андрея Тарковского — мой любимый советский фильм про войну.
Про эмпатию
Меня сильно впечатляют документальные фильмы, особенно если там речь идет о жизни и смерти, о насилии и опасности. Я не могу их залпом смотреть: останавливаю просмотр, ухожу, возвращаюсь, опять запускаю, откладываю. Порой мне сложно поверить в происходящее на экране: моя жизнь совсем другая.
Видимо, у меня, как у актрисы, со временем сформировался навык — я автоматически начинаю очень близко сопереживать людям на экране, в жизни и интенсивно чувствовать их эмоции. Может быть, я прокачала, так сказать, свою эмпатию: когда человек мне рассказывает историю, то я максимально вовлекаюсь в нее и сопереживаю происходящему. Вчера подруга поделилась, как переживает разрыв с молодым человеком, и я расплакалась, почти физически погрузившись в ее чувства и эмоции, несмотря на то, что у нас с мужем все прекрасно и мы уже много лет вместе. То же самое со мной происходит, когда я смотрю документальные фильмы — да что там, вообще любое кино.
Про разницу между масштабными и камерными проектами
«Нюрнберг» на данный момент самый масштабный фильм, в котором я принимала участие. Представьте: вы участвуете в проекте, который производится в России и Чехии, в том числе на знаменитой студии «Баррандов», где снимали фильмы вроде «Весны» Григория Александрова, «Миссия невыполнима» и «Хроник Нарнии». Для съемок выстроили отдельный город, людей на площадке больше сотни, несколько камер работают одновременно, вокруг говорят на трех языках, у каждого ассистента есть еще по два ассистента. И если ты сейчас скажешь неправильное слово, то всю эту огромную машину придется запускать заново — ветродуй, листики, искусственный снег. Чувствуешь себя маленькой деталью в огромном, невероятном механизме.
А есть проекты, когда съемочная площадка — это небольшая комната, где только ты, твой партнер, режиссер, оператор. И все. И вы между собой придумываете какие-то внутренние манипуляции, прорабатываете детали, микродвижения. В камерном кино есть больше возможностей для маневра, для предложений что-то поменять или сделать по-своему, в качестве эксперимента. В больших проектах любые эксперименты надо предлагать на уровне читки сценария, проб или репетиций — до того как построили город или набрали сто человек массовки.
А вообще, я мечтаю сыграть в компьютерной игре. Как у Кодзимы!
Про Бориса Хлебникова
Недавно закончились съемки сериала «Третий в постели», где режиссер — Борис Хлебников, а креативный продюсер — Наталия Мещанинова. Конечно, я слышала про Бориса и как он работает на площадке. Накануне во время съемок в другом проекте поделилась, что еду в Турцию на несколько съемочных дней к Борису Хлебникову, и вдруг слышу крик из костюмерного цеха: «Что-о-о?! Куда-а-а-а?!» Подбегает художница по костюму и взахлеб говорит: «Боже, я хочу с тобой, я его обожаю! Последний раз, когда мы с ним работали, это были лучшие съемки в моей жизни. Такая потрясающая атмосфера на площадке — словами не передать». Я подумала: ну ладно, наверное, просто эмоциональный человек, — но оказалось, что на самом деле все именно так. На площадке царит атмосфера дружелюбия, сотворчества и спокойствия — ровно такого, которое помогает участвовать в процессе, без страха ошибиться и желания угодить. Как шелуха, сходит все лишнее, и попадаешь в поток. Это, видимо, специальная магия Хлебникова, все в нем сложилось: талант, воспитание и мироощущение.
Про творческую свободу и актерское мастерство
Начиная новый проект, я стараюсь дополнить или развить персонажа. Но отталкиваюсь исключительно от сценария, уже во время чтения происходит работа, продумываю: вот тут можно обострить, тут добавить краску определенную, и так будет понятнее, что этой героиней движет. Так генерируются идеи и предложения, которые затем мы обсуждаем с режиссером или сценаристом. У меня был однажды опыт, когда мы не могли с режиссером определиться в одном важном вопросе, и я дотошно добивалась встречи со сценаристом. Я подняла на уши всех — продюсеров, кастинг-директора, режиссера: «Мне нужно срочно встретиться со сценаристом, чтобы понять, верно ли я истолковываю, о чем идет речь. Какой у персонажа был план?» Добилась, поняла и сделала. Мне трудно работать, когда не решены ключевые вопросы.
Я получаю удовольствие от того, что развиваюсь, учусь и пробую новое. Идеал недостижим, и в этом его суть, но к нему надо постоянно стремиться — это дает много сил и энергии. Я бы хотела, чтобы зритель не видел швов, чтобы не понимал, как это было сыграно. Круто, когда теряется расстояние между зрителем и происходящим на экране, когда вымышленные события, персонажи и их истории напрямую попадают в душу.
Про кино как универсальный язык
Я хочу сниматься, мне нравится создавать персонажей и играть роли. Любой нашедший дело жизни хочет его делать. И не так важно, где это будет. Я не знаю почему, но у меня нет внутри «кинограниц», я не думаю, что индийское кино в корне отличается от российского. Конечно, можно искать различия и даже целую диссертацию на эту тему защитить, но мне нравится думать, что кино — как музыка, которая объединяет людей. Я актриса, а вот режиссер — нам нравится то, что мы делаем, мы слышим друг друга. И уже неважно, где дело происходит. На планете Земля. Или в космосе. Самые опасные границы у нас в голове.
Творчество — это универсальный язык, который объединяет людей. В идеальном мире на творчество не должны влиять другие аспекты, оно пытается преодолеть условности. Конечно, в действительности мы часто сталкиваемся с обратным, но я верю, что настоящее, чистое творчество будет процветать вопреки любым обстоятельствам. И неважно где — в Японии, Якутии, Индии… Мне везде может быть интересно, потому что я абсолютно точно знаю, что просто люблю играть в кино.
Что Любовь Аксенова смотрит и вам советует
«Спасибо!»
Короткометражный фильм от Марии Шульгиной и Елизаветы Тихоновой, настоящий русский боди-хоррор с кучерявыми волосами, Дмитрием Лысенковым и трансплантацией костного мозга.
«Револьвер»
Чтобы напомнить себе, где обитает самый злой враг.
«Наруто»
Потому что это круто!
«Три идиота»
Обожаю. Наивное, доброе индийское кино — лекарство от любого недуга.
«Мусор»
Документальный фильм, просмотр которого провоцирует на приобретение многоразовой бутылки и не только.
«Хиросима, моя любовь»
Я только недавно посмотрела этот фильм и поразилась его актуальности. И дело не только в поствоенном контексте, но и в надежде обрести связь и начать слышать друг друга.
Интервью: Анна Сотникова
Фото: Игорь Вавилов для Кинопоиска