На платформе Start вышел сериал самых странных и своеобразных авторов российского кино — Любови Львовой и Сергея Тарамаева. Всегда склонные к немного экзальтированному стилю немых мелодрам, они на этот раз пошли еще дальше — и пересадили в реальность современных старшеклассников дуэльный кодекс XIX века.
Василий Корецкий
Кинокритик, старший редактор Кинопоиска
В безымянном приморском городке, где набережная навевает мысли о романах Александра Грина, а жизнь похожа одновременно на «Эйфорию» и «Дневник директора школы», живет себе компания по-столичному разряженных друзей. Киса (Артем Кошман), малолетний правонарушитель; Хэнк (Валентин Анциферов), сын мента; и Мел (Глеб Калюжный), вечно насупленный и замотанный в шарф романтик. Мел безоглядно влюблен в Анжелу Бабич (Анастасия Красовская), неприступную брюнетку в синтетической шубке Снегурочки. Папа Анжелы — брутально похохатывающий Николай Фоменко — крестный отец этого города, по собственному хотению смещающий и назначающий мэров. И все было бы у Мела с Анжелой хорошо, не приедь в городок московский хлыщ, мерзкий режиссеришка (Артём Ткаченко). Закрутил режиссер голову Анжеле, начал шептать ей слова страстные и увлек к себе в гостиничный номер, где лишил девственности.
Мел в это время помирал от тоски и ревности под гостиничным окном. И так бы и скис, если б не русская классическая литература. Дело в том, что герои «Черной весны» очень внимательны на уроках и как раз проходят Пушкина с Лермонтовым. Дантес, Черная речка и все такое. Так старшеклассникам приходит в голову банальная мысль — потребовать от столичного кузнечика сатисфакции. Вот и пистолеты, украденные в 90-х из краеведческого музея, имеются. Барьер отметили коробками от пиццы, врачом позвали санитара-морфиниста.
Мел останется жив, и на радостях друзья учредят секретный дуэльный клуб — типа бойцовского. Но знают трое — знает весь мир…
Новый сериал Любови Львовой и Сергея Тарамаева («Зимний путь», «Доктор Преображенский») обладает важными и суперпривлекательными по нынешним временам качествами: довольно дикой фантазийностью сюжета, барочной яркостью декораций и характеров, мощной укорененностью в отечественной визуальной культуре — куда большей, чем в реальной жизни. Этот режиссерский дуэт вообще никогда особенно не отличался стремлением к реализму — ни к кухонному (как «новые тихие»), ни к рублевскому (как российский мейнстрим). Более того, их декадентские, посвященные экстремальным страстям и странным героям фильмы вообще кажутся хрупкими анахронизмами, перекочевавшими в наше время из синематографа Серебряного века, только вместо смокингов и шелковых косовороток персонажи переоделись в джинсы и полушубки на рыбьем меху. «Черная весна» — крайнее выражение этой подспудной ностальгии и смутной тоски по старопрежним «настоящим» — то есть трогающим сердце практичного горожанина — иррациональным чувствам.
Не в том, конечно, смысле, что чувства тут какие-то особенно ископаемые и невозможные (в этом плане куда более показательным был их фильм «Метаморфозис» о чистой братской любви учителя музыки и его малолетней ученицы). Скорее, внятность метода тут следует из чистоты сюжетной формулы: вот абстрактный город на берегу Ничего, вот современный байронический герой, «похожий на осеннюю птицу-подранка» — а вот коллизия старых добрых времен (Пушкин против Дантеса) и два ствола, по волшебству свалившиеся с чердака. Львова и Тарамаев сливают эти ингредиенты вместе и с интересом наблюдают: бомбанет? и как сильно?
Заманив зрителя вроде бы стандартным тин-антуражем на легкую прогулку, создатели «Черной весны» вдруг отталкиваются от берега стандартного жанра и отправляют нас плыть по волнам кинематографической памяти. Сама фабула — «пионеры увлеклись байронизмом» — прямо намекает на «Сто дней после детства» (не от Соловьева ли и увлечение холодными морскими туманами?). Но тут вдруг доброе советское кино становится злым постсоветским: кто у нас там «режиссеров вообще-то не очень»? В фигуре Мела настолько явно проступает Данила Багров, что местный стареющий «неформал» (совершенно неожиданный выход Александра Яценко) прямо говорит ему: «Тебе, парень, в Питер надо! Руки в каналах… — это точно твой город».
Дальше из деталей и сюжетов второго плана начинает складываться уже полное безумие: к детективному сюжету (найдет ли полиция тело пропавшего режиссера? а виновных?) добавляется любовная гей-линия между владельцем кондитерской фабрики (Сергей Гилев, тоже в довольно неожиданной роли молодого отца почти взрослого сына) и остроумным барменом, политическая — с Гилевым же, в интерьерах местного бара вырисовывается некий энигматический бард, поющий ночным посетителям песни собственного сочинения (про ту же «черную весну»). Вдобавок из ночной тьмы материализуется совершенно потусторонняя фигура в кожаном костюме: злокозненный мотоциклист насилует госпожу Бабич (Ольга Цирсен), даже не сняв шлема. Это уже, простите, совершеннейший «Фантомас»!
Отдельного разговора заслуживает работа режиссерского дуэта с актерами. Кастинг просто идеальный: Калюжный совершенно органичен в своем фирменном амплуа насупленного школьника, придурковатого, но обаятельного. Звезды, разбросанные по второму плану: Гилев, Яценко, титанический Фоменко — наконец раскрываются новыми гранями, но при этом в привычных нам амплуа; они явно наслаждаются своими немного карикатурными героями и живыми, легкими диалогами (что все еще редкость в наших сериалах).
Живость языка и реакций вполне компенсирует довольно натянутую игру режиссеров в молодежность: все персонажи жестко overdressed (фильм очень похож на лукбук), к тому же Львова и Тарамаев имеют необъяснимую склонность к лирическим сценам безудержного веселья юношества, которое они представляют себе несколько, м-м-м, идеализированно. Впрочем, эту фантазию о неведомом поколении можно рассматривать и так и эдак — можно кричать: «Йоу-йоу, дискета», а можно вспомнить, скажем, «Кирпич» Райна Джонсона. Тем более что (мы посмотрели две серии) Львова и Тарамаев своей фантазией скорее опережают время, чем отчаянно пытаются поспеть за ним. В конце концов, это единственный российский сериал, в котором имеется сцена дефекации. Причем в качестве сатиры на современную российскую документалистику, и правда уже давно стремящуюся к трансгрессии, но все еще не решившуюся перейти вот эту черту.
