Новая картина Адильхана Ержанова («Черный, черный человек») получила спецприз в Венеции и стала фильмом открытия фестиваля онлайн-кинотеатров «Новый сезон». Игорь Кириенков — о том, как режиссер микширует традицию вестерна, философию XX века и социальный комментарий.
Игорь Кириенков
Шеф-редактор онлайн-кинотеатра Кинопоиска
Раздетый по пояс человек методично отрабатывает удары на трех стоящих перед ним спарринг-партнерах. Вдумчиво, с оттяжкой бьет их по лицу, животу, ногам. Раздосадованный тем, что соперник не падает сразу после очередного приема, пробует снова. Это Пошаев (Данияр Алшинов) — головорез, заправляющий в казахском селе Каратас. Среди его последних жертв — женщина, которая пожаловалась на гангстера властям, за это он ее убил. У нее остались контуженный муж-калека Арзу (Берик Айтжанов) и дочка. Объяснившись перед Арзу («Ну а чего она сразу ко мне не пошла?»), Пошаев берет его на работу охранником. Тем временем местный участковый (Ерболат Алкожа) пытается подбить Арзу отомстить убийце.
Название фильма сразу настраивает на религиозно-мифический лад. Режиссер играет с культурной эрудицией зрителя, знающего историю о поединке могучего воина Голиафа и лишенного всяких доспехов Давида. Нам предлагают два варианта развития сюжета и, соответственно, две возможные интерпретации. Согласно первой, заглавный Голиаф — это Пошаев, следовательно, перед нами история своеобразного полковника Курца, который возник на месте вакуума государственной власти. Вторая предполагает превращение слабого в сильного, что повлечет за собой и морально-нравственное перерождение аутсайдера: чтобы победить Голиафа, надо самому стать им.
На протяжении фильма Ержанов цитирует «Государя» Николо Макиавелли — пожалуй, самый влиятельный трактат о том, как захватить и удержать власть. Пошаев и сам немного философ. Центральная идеологическая сцена фильма — его рассуждения о лицемерии идеи разделения властей. Пошаев же предпочитает править «честно» и единолично исполняет функции судьи, присяжного и палача. А еще он радеет за то, чтобы все местные были при деле (короткая и выразительная сцена с западными инвесторами, ведущими в округе добычу полезных ископаемых), а в село не попадали наркотики.
Что до Арзу, то до поры до времени он лишен всякой субъектности. Травмированная нога, дислексия — его коммуникация с миром максимально затруднена. В мире «Голиафа» очень много оружия, и, кажется, только Арзу использует его в мирных целях: своим ножом он вырезает из дерева кукол для дочери. Впервые суверенная личность просыпается в нем, когда враждующие с Пошаевым бандиты хотят занять стол, за которым Арзу любил обедать с покойной женой. Но и этот эмансипирующий жест оказывается частью плана Пошаева, расстрелявшего конкурентов из засады.
Что делать честному человеку в такой ситуации? Исламская этика подсказывает: с одной стороны, обидчика нужно простить, с другой — позволить свершиться правосудию Аллаха, который не выносит произвола. Линия Арзу — попытка диалектически примирить «компромиссную» и «неистовую» позиции. Так, в памяти возникает недавний фильм Джона Майкла МакДоны «Прощенный», в котором в похожих декорациях разыгрывался близкий по духу сюжет о преступлении и воздаянии.
Другая культурная ассоциация, возникающая благодаря «Голиафу», связана с западной философией XX века. Зрителю стоит обратить внимание на центральную работу итальянского мыслителя Джорджо Агамбена «Homo Sacer». Она посвящена неограниченной биологической власти властелина над рабом. Странным образом эта ситуация делает изгоями их обоих, и логика развития фильма выталкивает Арзу и Пошаева на периферию, в ту самую «голую жизнь», о которой писал Агамбен. В конце концов господин и слуга остаются наедине, и тогда исход их противостояния уже невозможно определить исходной, глубоко неравной диспозицией.
Впрочем, главное достоинство «Голиафа» не в превращении абстрактных философских и религиозных концептов в убедительное художественное повествование. Прежде всего это фильм, лишенный всякого ориентализма и созданный на универсальном, понятном в любой точке мира киноязыке. Пустынные, постапокалиптические пейзажи, напоминающие одновременно о Библии и «Безумном Максе». Скупые и точные режиссерские решения, остраняющие насилие. Трибьют жанру вестерна, который неизбежно приходит на ум, когда люди в кадре садятся на лошадей и скачут навстречу своей судьбе с оружием в руках. Социальный комментарий: «Голиаф» — фильм о том, как в условиях деградации центральной власти размножаются всевозможные мудрецы с кастомизированными «Калашниковыми».
Но пафос Ержанова оказывается куда более парадоксальным, чем можно было предположить поначалу. Чтобы поквитаться с обидчиком, надо прежде помочь ему уничтожить его врагов. Говоря словами Пошаева, стать одновременно лисой и львом, хитрым и дерзким. Так, маленький человек, пожалуй, любимый герой русскоязычной культуры, начиная с «Медного всадника», окончательно становится камуфляжем, одной из возможных личин. Пушкинский Евгений победил бы взбесившийся памятник Петру, если бы научился считать патроны.
