Странное и жестокое кино о медиа, моральном выборе и алкоголизме, снятое в начале тревожного десятилетия Вьетнама, Уотергейта и политических заморозков.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
Демократия питается красноречием, и истории про то, какую опасность хорошо подвешенный язык несет как окружающим, так и его обладателю, — важный элемент американской мифологии. Харизматичный, но аморальный ведущий или журналист («Лицо в толпе», «Телесеть», «Сладкий запах успеха») — такой же классический голливудский типаж, как, скажем, аферист-проповедник («Элмер Гантри», «Мудрая кровь»). «Вуса» Стюарта Розенберга, где встречаются обе эти фигуры, куда менее известен, чем перечисленные фильмы. Но этот строгий, странный взгляд на проблемы медиа и морального компромисса и спустя полвека остается убедительным и актуальным.
Это 1970 год, Пол Ньюман в расцвете сил и славы: только что вышел «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид». Розенберг, неровный, но, несомненно, талантливый режиссер второго ряда, был его другом и регулярным сообщником (эталонная тюремная драма «Хладнокровный Люк», вестерн-комедия «Карманные деньги», нуар «Бассейн утопленников»). Оба были убежденными либералами, активистами Демократической партии и, очевидно, могли позволить себе пойти на коммерческий риск ради принципов: экранизация дебютного романа Роберта Стоуна с невеселым содержанием, неоднозначной политической повесткой и сочетанием идеализма и нигилизма не выглядела хитом, но явно была сделана с любовью (картину, впрочем, не оценили даже либеральные современники).
Ньюман играет бродягу по имени Рейнхарт, который приезжает в Новый Орлеан с саквояжем и парой выглаженных костюмов; приятель-аферист (Лоуренс Харви), который под видом пастора вымогает деньги у трудящихся и вдов, задолжал ему сотню долларов и хороший совет. Он посылает Рейнхарта на местную радиостанцию WUSA (вот она, загадочная «Вуса»), насаждающую «новый патриотизм» — иначе говоря, ультраправый белый консерватизм с далеко идущими планами. Рейнхарт, у которого нет как денег, так и принципов, устраивается туда диджеем и начинает делать карьеру.
Одновременно в Новый Орлеан прибывают еще двое странников. Джеральдин (Джоэнн Вудворд), женщина сложной судьбы со шрамом на щеке, спит с незнакомцами за ужин и с энтузиазмом принимает равнодушное предложение Рейнхарта поселиться с ним. Рэйни (Энтони Перкинс), их новый сосед, — идеалист из влиятельной семьи, нашедший себя в социальной работе. Он занимается неким исследованием для собеса в нищих черных кварталах, но однажды понимает, что невольно работает на тех же богатых расистов, что и Рейнхарт.
На дворе — вьетнамская война, политические убийства, расовые волнения: тревожное, депрессивное похмелье после 60-х. Карнавал на Марди Гра, которым украшены начальные титры, завершается многозначительным планом кучи мусора, оставшейся от праздника. Режиссеру Розенбергу свойственна такая тяжеловесная образность, которую, впрочем, компенсирует расслабленная, слегка расфокусированная манера съемок, модная в те годы в Новом Голливуде (впридачу за кадром все время играет что-то необязательно джазовое из Лало Шифрина).
Ковыляют собачки и бесправные женщины, Энтони Перкинс в светлом полосатом костюме вляпывается в липкую ленту для мух, сверкает глазами и фотографирует на досуге черных детей. Замечательная Вудворд, жена и политическая соратница Ньюмана, делает, что может, с мелодраматическим клише «проститутка с золотым сердцем» (может, к счастью, многое). Финальный отрезок (обойдемся без спойлеров) предвосхищает многие ключевые фильмы параноидальных 70-х от «Заговора „Параллакс“» до, скажем, «Нэшвилла».
Но в центре внимания, разумеется, Ньюман, играющий тут против стереотипа: его герой — безвольный циник, оппортунист, ежедневно незадорого продающий душу дьяволу. Рейнхарт — бывший музыкант, кларнетист, как-то профукавший талант. Теперь он представляется «коммуникатором» и все время немного пьян — так, чтобы и не терять контроль над собой, но и не смотреть в зеркало трезвыми глазами. У него чувство ритма и приятный голос, он зачитывает новости — которые, объясняет он Джеральдин, «всегда плохие».
Внутренний конфликт между любовью к правде и к шабли не слишком угнетает Рейнхарта — он спасается жалостью к себе, тихим саботажем (скажем, приглашением дружественной группы обкуренных хиппи на правый митинг) и презрением к карикатурному либералу Рэйни, над которым действительно несложно посмеяться. В кульминационной сцене он произносит целую речь, сочащуюся выстраданным сарказмом: про то, что «наш путь — это невинность такая колоссальная, что весь мир пресмыкается перед ней», и «когда наши ребята бросают напалмовую бомбу на узкоглазых, это бомба с сердцем», и «помните, кто бы что ни говорил — мы в порядке».
Поскольку это Голливуд, он слегка лакирует действительность, но это жестокий и точный портрет умного, почти что приятного человека, который переходит на сторону абсолютного зла, сам того не замечая. Все, что может пообещать фильм своему герою, — вечно не замечать не получится.