«Темную сторону надо признавать»: Никита Ефремов — о медитации, внутренних страхах и своих героях

В рубрике «Главный герой», где публикуются монологи ключевых лиц российской киноиндустрии, актер рассказал, как переживает внешние трудности с помощью внутренних ресурсов, почему ему кажется важным играть персонажей, столкнувшихся с внутренними конфликтами, и как политика замалчивания ведет к проблемам для истории, людей и целой нации.

О выборе ролей

Есть такое мнение, что никакой спектакль, никакое кино не может изменить жизнь человека. Я, однако, для себя осознал, что любое событие, любой разговор изменяют мою жизнь. С этой мыслью я читаю сценарии: если меня что-то заинтересовало, если включился, значит, получил идентификацию с героем. Значит, здесь есть материал, чтобы покопаться в себе, и, если я буду честным в своих раскопках, возможно, это кому-то так же поможет.

В последнее время все больше хочется делать что-то такое… Говорить больше о чувствах. Хороший пример на эту тему — недавно вышедший фильм «Камон Камон», который произвел на меня большое впечатление. Это тот уровень диалога со зрителями и творчества в кино, к которому мне бы хотелось стремиться. Я не вижу там сильного напряжения, мол, сейчас мы что-то сыграем эдакое. Это очень аккуратно и расслабленно (в хорошем смысле слова) сделанное кино, и через эту аккуратность происходит какой-то выход, чудо кинематографа. Я позволяю себе идентифицироваться с тем, что происходит на экране, позволяю прожить свои чувства, и вот так я ставлю для себя актерскую цель. Не уверен, что всегда получается, но намерение такое. В выборе проектов для меня важной в первую очередь становится возможность раскрыть свой подход к чувствам. Получится — здорово, не получится — будем дальше просеивать. Как золото ищут, просеивая кучу земли; это процесс.

О работе над собой

В данный момент уже нахожусь на долгом курсе медитации, который длится девять месяцев. Начинаешь с наблюдения за телом, потом наблюдаешь за эмоциями, потом за мыслями. А вот сейчас мы подошли ближе к «духовному сердцу». И этот этап — по крайней мере, у меня — сопровождается определенным процессом очищения. И, с одной стороны, обстоятельства сейчас абсолютно ужасные, но с другой — именно такое положение вещей позволяет мне глубже взглянуть на те военные действия, которые происходят внутри меня самого. Чего я, собственно, боюсь на самом деле? За что я так отчаянно держусь и зачем все внутри себя контролирую? У меня в голове есть такой Геннадий, как я его назвал, мой личный внутренний критик. И сейчас я стал видеть, что я сам за этот контроль держусь, что он отвечает за мою безопасность. В принципе я мир, наверное, изначально воспринимаю как небезопасное место. Этот контроль сложно и больно отпускать, это неприятная внутренняя работа. Кажется, что все развалится, если не держаться. Практики пришли в мою жизнь около четырех лет назад, с тех пор как я перестал употреблять вещества и алкоголь и меня очень заинтересовали медитации, духовная и психологическая сторона моей личности. Захотелось найти ответ на вопрос: почему так получилось, что я оказался в этой ситуации?

Когда начались военные действия, моей первой реакцией было желание исправить что-то вовне. На курсе нам предложили посмотреть внутрь и задать себе вопрос: какие внутренние войны мы сейчас ведем? И для начала признать, что они есть. Возможно, внутри нас есть непрерывные конфликты со своими чувствами? Возможно, мы находимся в конфликте с собственным одиночеством, страхом, смятением, печалью, гневом или навязчивыми склонностями? Возможно, вы ведете борьбу в своих мыслях? И тут мне стало видно, чем я кормлю все это.

Помню, кто-то сказал, что посмотрел внутрь себя и увидел, что его реакция на СВО — это реакция на взаимоотношения мамы и папы. Для меня это был очень узнаваемый момент, очень сильная эмоциональная реакция. Я понимаю, что в России гипермаскулинное общество, и проявления эмоций со стороны мужчины не то чтобы привычное дело, они воспринимаются обычно как признак некоей слабости. Но лично я абсолютно так не считаю. Мало того, я вижу, что, может быть, одна из моих задач — показать, что это нормально, это возможно. Благодаря программе медитаций я увидел, насколько трудно выдерживать собственные чувства. Не компенсировать их сразу, не реагировать, а проживать. Я чувствую безысходность, страх, непонимание или горе, и главный вопрос — откуда мне взять ресурсы, силы, чтобы прожить эти эмоции, не разделять себя и других.

О двойственности и лжи

Сериалы «Хороший человек» и «Оффлайн» — истории, построенные вокруг героев, которые что-то скрывают от других, но в них самих тоже борются разные стороны личности. Чтобы прийти к правде, важно этот спор внутри признать, посмотреть себе самому в глаза. Я и в себе вижу эти противоположности. Мне один умный человек сказал: «Если ты набираешь на работу людей, попроси их назвать свои хорошие качества, и автоматом ты узнаешь их плохие качества». Потому что у всего есть противоположность. У недавно ушедшего из мира дзен-учителя Тит Нат Хана есть потрясающее стихотворение об этом. Вот отрывок:

Я — истощенный ребенок из Уганды,

Мои ноги похожи на бамбуковые палки.

И я — торговец оружием,

Посылающий в Уганду смерть.

Я — двенадцатилетняя девочка,

Беженка на маленькой лодке,

Которая бросилась в океан,

После того как ее изнасиловал пират.

И я — пират, чье сердце все еще неспособно

Видеть и любить.

Мир, в котором мы живем, описывается именно через подобную двойственность. Понятно, что, например, у моего героя в «Оффлайне» есть свои причины, свои обиды, своя какая-то месть, своя невозможность принять то, что происходит на самом деле. И что его действия — это попытка проконтролировать, отомстить. Мой персонаж не может просто принять какие-то вещи, поэтому, наверное, думает, что внешние действия позволят ему разрешить внутренние проблемы. Мой личный пример подобного конфликта двойственности — алкоголь и прочие способы изменения сознания, которыми я пытался поменять жизнь. Типа я сейчас куплю машину, и мне будет легче, куплю телефон, и мне будет легче, что-нибудь еще сделаю, и меня отпустит. А это никогда не сработает, если не развернуть фокус на 180 градусов и не посмотреть честно на то, что происходит у тебя внутри. Я не тот человек, который будет четко говорить, что хорошее, а что плохое. Но я стараюсь действовать из такой позиции, что каждый сам должен задавать себе этот вопрос.

Вот роль в «Оффлайне» — здесь герой очень хотел признания, это какая-то его детская травма. Почему ему настолько нужно признание? Почему ему нужны все деньги на свете? Что, без денег она его любить не будет? Почему ему нужно идти таким путем? Что там на самом деле под этим, какой человеческий страх? Что там, где та проблема, на которую он не хочет смотреть? И в «Нулевом пациенте», и в «Хорошем человеке» то же самое — детская травма. Герой понял вдруг, что все, просто все грязные, и его настолько это шокировало, что он потом находит этому во взрослой жизни подтверждения. Это все из детства, и потом человек вырастает, и всех вокруг винит, и прячется, и защищается. А я бы хотел проходить какой-то путь к внутренней ответственности. За себя, конечно, и за ту энергию, что происходит рядом со мной.

Про «Нулевого пациента» и темную сторону

Сюжет про эпидемию ВИЧ в СССР — это же как раз разговор про то, насколько страшно взглянуть честно на происходящее. Про то, что есть какая-то неугодная тень, и о ней не хочется говорить, потому что это обнаружит большую слабость. Но темную сторону надо признавать, с ней надо работать. И мне было интересно, почему мне внутри так откликнулась тема замалчивания, что я у себя внутри замалчиваю, на что я не хочу смотреть. Мне кажется, этот сюжет каждому может задать такой вопрос.

Принятие ответственности ведь возможно только тогда, когда я честно смотрю на свои страхи. И каждый из нас по отдельности, и все мы как общество. Как только я говорю: слушай, вот здесь мне страшно, а здесь я испытываю такие чувства, а здесь у меня такие границы, — человек, конечно, в ответ может резко отреагировать, но, скорее всего, именно через этот разговор между нами появится доверие. Это трудно. Мне лично, например, каждый раз кажется, что это будет какая-то невыносимая боль, если я откроюсь. Я знаю, что так у многих.

О медиа и внутренних конфликтах

Конечно, я на виду. Мне очень сложно в нынешнем состоянии не пропускать все через призму внутренней работы, своих проблем и конфликтов. У меня отец в тюрьме, процесс транслировался в медиа на всю страну, и это было большое для меня переживание, шок. Ситуация стала огромным прессингом для семьи и для меня: выбери что-то, скажи, ты должен так поступить, ты должен это, разделись, откажись от этого или, наоборот, согласись. Он должен бежать его спасать! Нет, он должен отречься! Он должен сделать то, он должен сделать это… Вот это все постоянно было в голове. И как мне сосредоточиться на том, чтобы нести в этой тьме какой-то внутренний фонарик? Для этого я и занимаюсь сейчас медитацией. Мне кажется, актерская профессия схожа с практикой: актерам важно смотреть в свои собственные страхи, в свои проблемы и не отводить глаза.

И если я через свои актерские работы или через этот текст на секундочку кого-нибудь, может быть, приближу к такому восприятию, то буду рад. Я прекрасно понимаю, что человек, которому больно туда смотреть, так и скажет: «Да пошел он! Что он там, какой-то плакса и наркоман. Все они вообще там наркоманы, алкаши и мажоры». Потому что я сам так сужу всех и вся. Это нормально. Я проживаю сложные чувства, и моя задача — открываться, говорить, что со мной сейчас происходит. Если мне удается через свою деятельность донести хоть на секундочку вещи и ценности, которые мне кажутся важными, — замечательно. Нет — будем дальше работать.