19 мая Кинопоиск выпустил проект продюсеров Александры Ремизовой, Александра Цекало, Ивана Самохвалова, Олега Маловичко и режиссерского дуэта Сергея Трофимова и Евгения Стычкина. Это исторический медицинский детектив, снятый по мотивам реальных событий — вспышки ВИЧ в детской больнице Элисты в 1988-м. Рассказываем подробно о том, как был придуман и снят «Нулевой пациент».
СССР-88
Время действия «Нулевого пациента» — зенит перестройки, еще один тяжелый год для Советского Союза. Февраль начался с массовых митингов в Армении и Карабахе, а декабрь закончится землетрясением в Спитаке. Между ними начало «парада суверенитетов» (в ноябре парламент Эстонии принял Декларацию независимости), бандитских войн (январское столкновение люберецких и долгопрудненских) и старт вывода советских войск из Афганистана; несколько масштабных катастроф на транспорте и громких самоубийств (андеграундный певец Александр Башлачев и академик Легасов), первые торги на аукционе «Сотбис» в Москве с сенсационными суммами продаж советских нонконформистов, протестные митинги по всей стране и первое применение ОМОНа (в Москве на Пушкинской).
В столице Калмыкии Элисте все тихо, пока в центральной прессе не выходит сенсационная статья, сообщающая о многочисленных ВИЧ-инфицированных в детской больнице города. Факт заражения новой, еще плохо известной советской медицине болезнью заподозрил молодой педиатр Кирсан Аюшев (Аскар Ильясов). Он сообщил о своих подозрениях в Москву, передав биоматериалы больного ребенка в спецлабораторию по исследованию ВИЧ, которую возглавляет амбициозный инфекционист Дмитрий Гончаров (Никита Ефремов) — сын большого медицинского чиновника, золотой мальчик, прошедший, впрочем, ад Афгана и до сих пор спорящий с отцом-номенклатурщиком. А слил эту сенсационную новость в газету «Советская молодежь» Игорь Карахан (Евгений Стычкин) — наглый и не менее амбициозный репортер, приятель-соперник Гончарова, у которого доктор увел красавицу Алену (Елизавета Шакира).
Эти трое — сомневающиеся, соревнующиеся, но в итоге работающие на общее дело — станут главными героями остросюжетного расследования, цель которого — найти нулевого пациента, того, кто, собственно, привез ВИЧ в город. По их расчету, отправная точка поможет проследить и изолировать все каналы распространения инфекции. Увы, как мы сегодня знаем, эта симптоматическая мера не помогла, и для предотвращения эпидемии менять надо было всю систему здравоохранения, а не ловить отдельных граждан.
Наш «Чернобыль»?
«Помню, какой шок вызвала новость про Элисту у меня и у людей рядом, — вспоминает сценарист „Пациента“ Олег Маловичко. — Я видел сюжет по телевизору, и было видно, как диктор врет, как ему страшно, как сам он не верит в те слова, которые зачитывает с телесуфлера. На экране человек, которому ты привык верить абсолютно, но вдруг ты понимаешь, что задник за ним будто трясется. И у тебя тоже начинает дрожать под ногами земля».
Инцидент в Элисте действительно превратился в катастрофу государственного масштаба, сравнимую с аварией на Чернобыльской АЭС, случившейся двумя годами раньше. Значит ли это, что и «Нулевой пациент» был придуман и снят как российский ответ «Чернобылю»?
«Да, в какой-то степени мы используем схожий концепт», — соглашается продюсер «Пациента» Александра Ремизова. Но все-таки «Пациент» не попытка пошагово реконструировать историческую драму, используя разные источники, как проект HBO; скорее, это детективно-психологический фикшен о частично вымышленных героях в документальных обстоятельствах.
«У нас не было задачи сделать докудраму-реконструкцию, — поясняет Маловичко. — Скорее, мы выбрали определенный нарратив, в рамках которого в том числе рассказывали о реальных событиях. Мы решили, что не будем выбирать какую-то одну из существующих точек зрения, чтобы наша история не была ангажированной. Мы не пытались разобраться, кто прав, а кто виноват, сейчас уже не это главное. Важнее то, как общество, как страна справились с этим вызовом. Ведь это история, которая стала экзаменом для всей страны. Есть правда реальности, а есть правда эмоции: как простые люди отнесутся к зараженным? Как те, кто обладает властью, отнесутся к этой проблеме?»
Два режиссера
Как это часто бывает в современном сериальном производстве, над «Нулевым пациентом» работали несколько режиссеров. Только здесь это был полноценный творческий дуэт, а не бригада сменщиков. За технические аспекты шоу призван был отвечать Сергей Трофимов, имеющий богатый опыт операторской работы («Вертинский», «Дозоры», «Гоголь», он же оператор «Пациента»). Работу с актерами курировал Евгений Стычкин, совмещавший игру на площадке с режиссурой. «Мне показалось, что этот проект будет сложно сделать одному постановщику, — поясняет такое решение Ремизова. — Хотелось создать мощный визуальный ряд (поэтому Сережа Трофимов) и очень глубокую актерскую игру каста (поэтому Женя Стычкин)». Но на площадке все смешалось, и каждый занимался всем. «Идея была в том, что я больше занимаюсь артистами, конфликтами, эмоциями и речью, а Сергей берется за сегмент визуала, — вспоминает Стычкин. — Но в производстве фильма все связано друг с другом, все переплетено. Поэтому мы мало-помалу, как пазл, сошлись и были единым целым».
В СССР секс есть
Элистинская трагедия оказалась таким шоком в том числе и потому, что СПИД в СССР считался буржуазной болезнью проституток, геев и наркоманов. А их в Союзе вроде как не было; да что там, некоторые утверждали, что в СССР даже секса нет.
На самом деле, в конце 1980-х в СССР вовсю шла сексуальная революция. Адюльтер был одним из немногих доступных развлечений позднесоветского человека (см. прозу Виктории Токаревой или фильмы вроде «Осеннего марафона» или «Полетов во сне и наяву»). Валютная проституция процветала в Москве и Ленинграде. В том же 1988 году на экраны страны вышла «Маленькая Вера» — фильм, в котором впервые была показана полноценная сцена секса «как в Америке» (вскоре играющая Веру Наталья Негода станет первой русской кавер-гёрл «Плейбоя»), а в следующем, 1989-м, советские зрительницы будут плакать над судьбой «интердевочки» Тани. В «Нулевом пациенте» постельных сцен тоже масса: здесь показан весь спектр отношений: и гомо-, и гетеросексуальные, и романтическое начало любви, и измены в браке, и та самая беспорядочная половая жизнь, которой пугали плакаты в вендиспансере.
Но постельные сцены в сериале окрашены в тревожные тона саспенса: мы-то знаем, что каждая такая встреча может оказаться фатальной. Есть тут и несколько гомосексуальных героев, изображенных без оглядки на советские штампы и даже опровергающих их. Сериал без надменного осуждения показывает тех, чье существование отрицалось в СССР, в том числе геев в армии, гостиничных путан, неформалов и аутсайдеров на рок-концертах и в наркопритонах.
Прошлое в настоящем
Временами «Нулевой пациент» четко следует исторической фактуре: на экране телевизоров герои видят беспорядки в Закавказье, в кино смотрят «Маленькую Веру», на проигрывателях у них крутится винил Doors, действительно только что выпущенный «Мелодией». Даже иммуноглобулин — препарат, который сыграет важную роль в детективно-медицинской интриге — появляется тут не просто так: в 1988-м он только-только вошел в употребление и, как все новое, вызывал у части врачей предубеждение и фобии. Но в неключевых деталях декораций создатели позволяют себе творческую работу с фактурой, и потому материальная среда в сериале выглядит ностальгически уютной, а не отталкивающей, каким на самом деле и был советский быт в 1988-м.
Залитая неоном Москва-88 тут, конечно, больше похожа на современное представление о советской Москве. В ней совершенно хипстерские интерьеры: светлая мебель, которую сейчас называют «мидсенчури», ретрофутуристические светильники, скорее, из 1960-х, на полках — переизбыток книг, а на всех поверхностях много нарядного текстиля. Ковры на стенах порой, кажется, использованы как настойчивая метафора, подчеркивающая стремление властей замести все проблемы под ковер. Никаких мрачных стенок-гробов и тяжелого хрустального люкса!
Элиста, снятая, на самом деле, под Волгоградом, наоборот, окрашена в больнично-казенные цвета: синий, серый, зеленый. Фасад детской больницы украшен абстрактным бетонным горельефом, холл — лазоревой мозаикой; это типичные декоративные элементы советской архитектуры 1970 — 80-х. «На цветокоррекции мы старались стилизовать изображение под фильмы того времени, — поясняет Сергей Трофимов. — Эти картины — часть нашего культурного кода. У нас, например, фигурирует „Маленькая Вера“, герои смотрят ее в кинотеатре. Я ее тоже пересматривал. Заново открыл для себя „Интердевочку“. Это помогло нам вспомнить, как люди одевались, какие у них были привычки. Но буквальной реконструкцией мы не занимались».
При этом у многих героев «Пациента» были прототипы. «В историях заболевших мы использовали детали реальных биографий и внедряли их в нашу драматургическую конструкцию, — говорит Маловичко. — Кирсан Аюшев носит черты нескольких людей сразу. Журналист Карахан — тоже обобщенный портрет журналистов конца 1980-х, которые начали менять общество. Но главным ориентиром тут был Евгений Додолев, который писал историю про „ночных бабочек“, и в сценарии я использовал как раз то, что происходило с ним: на следующий день после того, как он опубликовал первый репортаж о валютных проститутках, к нему в редакцию пришли гэбэшники, и он боялся, что его арестуют. А они начали его вербовать».
В этих типичных людях горбачевского времени легко увидеть наших современников. «Нулевой пациент» как раз поражает тем, что события более чем тридцатилетней давности происходят будто с нами, сейчас. Александра Ремизова, придумавшая именно такое художественное решение всей истории, говорит, что «главный лейтмотив сериала — то, как прошлое догоняет нас в настоящем». Маловичко еще более прямолинеен: «Я не ожидал, что история Элисты вдруг окажется еще не затянувшейся раной. Когда я смотрел уже смонтированный сериал как зритель, поймал себя на мысли, что „Нулевой пациент“ созвучен тому, что происходит с нами сегодня. Это даже как-то пугает, что история 1980-х вдруг оказывается настолько близка к сегодняшнему дню».
Автор: Кинопоиск
