На прошлой неделе список запрещенных в России фильмов пополнился еще одним, и это не аниме, а снятый на VHS треш-эксперимент Светланы Басковой. Как маргинальное «параллельное кино» 1990-х стало феноменом поп-культуры, поразившим несколько поколений?
Фильм признан информацией, распространение которой в интернете на территории России запрещено.
Павел Пугачев
Кинокритик, редактор сайта журнала «Сеанс»
Двух солдат отправляют на гауптвахту. Мы не узнаем, что послужило для этого поводом, но такого вопроса у зрителя и не возникает: уже по первым минутам понятно, что эти двое уж точно должны быть изолированы от общества. Мы не узнаем и их имен, а только прозвища, которыми они нарекут друг друга, — Братишка (Владимир Епифанцев) и Поехавший (Сергей Пахомов). Мы так и не узнаем, в каком году разворачивается действие — несмотря на некоторые маркеры вроде календаря за 1986 год или упоминания эпидемии ВИЧ, это, конечно, абсолютное безвременье.
В тесной камере двухъярусная шконка, загаженный унитаз (он сыграет свою роль в сюжете) и двое психически нестабильных людей. Кровавая пьеса, которая разыграется на этой сцене, начинается с предельно откровенных рассказов Поехавшего о своей сексуальной жизни и категорического нежелания Братишки выслушивать все это. Драматургический конфликт построен на их дискоммуникации. Словесная перепалка перерастет в драку, а закончится некрофильской оргией с участием охранника (покойный ныне Александр Маслаев, сыгравший позже эпизодическую роль в «Шапито-шоу») и капитана (Анатолий Осмоловский).
«Зеленого слоника» и правда никому не стоит смотреть, а уж тем более советовать; это штука пострашнее «Ада каннибалов» Деодато и «Свинарника» Пазолини. Тем не менее фильм, который мало кто способен осилить целиком, стал медийным феноменом, достоянием низовой интернет-культуры и источником мемов-цитат (от «сладкого хлебушка» до «одна история [удивительнее] другой просто»). А ведь долгое время он был известен лишь довольно узкому кругу людей, способных выговорить без запинки словосочетание «московский концептуализм» и с первой попытки правильно написать фамилию Олега Мавроматти — художника, выступившего продюсером и идейным вдохновителем всего этого безобразия. Но где-то во второй половине нулевых оцифрованная копия появилась в сети, сначала услаждая взор любителей «чего пожестче», а затем интернет-хохмачей, принявшихся клепать видеонарезки с наиболее эффектными моментами.
Это андеграундное кино в буквальном смысле. Съемки прошли летом 1999 года в подвале московской заброшки возле Болотной площади, где тогда находился «Прок-театр» Владимира Епифанцева и где ныне один из офисов «Роснефти». «Зеленый слоник» затевался скорее как перфоманс, чем фильм: подобный пограничный жанр вообще был очень популярен у московского арт- андеграунда 1990-х и нулевых — от мистериальных киноспектаклей Юхананова до поп-арт-перформансов левых арт-активистов, инсценировавших «Матрицу» и «Криминальное чтиво» на квартирниках или заброшенных стройках.
Именно документальность происходящего в кадре и цепляет сегодня зрителя. Оглядывающиеся на съемочную группу актеры, шатающаяся камера, которая то и дело врезается в актеров, тени осветительных приборов в кадре — все это создает эффект присутствия. Технически «Зеленый слоник» снят кошмарно, но это все-таки кино со своими художественными решениями, драматургией, образностью. Он грубо, вполне по-годаровски смонтирован — с внезапными джамп-катами посреди длиннющих дублей, с черно-белыми интерлюдиями, сумасшедшей клиповой нарезкой и прокрученным задом наперед звуком во время финальной бойни. Грязная картинка с VHS-камеры гниет и покрывается плесенью, начиная с пугающих вступительных титров, на которых запечатлены некие химические реакции, снятые под микроскопом. Это образцовое трансгрессивное кино, шокирующее на всех уровнях восприятия, в том числе физиологически (такими и даже более жуткими были предыдущие экспериментальные фильмы Светланы Басковой и компании — «Тайная эстетика марсианских шпионов» или «Кокки, бегущий доктор»). После его просмотра очень хочется помыться.
Но это и очень смешной фильм. «Зеленый слоник» — бруталистская комедия сорокинского толка. В импровизированных диалогах, состоящих преимущественно из мата, криков и междометий, герои проверяют на прочность не только терпение зрителя, но и собственно русский язык.
Комический эффект происходит из столкновений абсурдных ситуаций с ошарашивающей физиологической конкретикой: охранник требует от Братишки чистить унитаз вилкой, Поехавший накладывает в тарелку свои фекалии и предлагает их отведать. Есть мнение, что смех — это замерший крик. Во время просмотра «Зеленого слоника» думаешь об этом постоянно. Хочется кричать и смеяться, прекратить просмотр и продолжить его, забыть фильм как страшный сон и пересказать всем друзьям (чем и занялся автор этого текста, посмотревший фильм весной 2011 года и в течение нескольких месяцев общавшийся с одноклассниками исключительно фразами из него; удивительно, что и 10 лет спустя фильм так же популярен у школьников).
Правда, от сегодняшних зрителей ускользает одно важное обстоятельство создания фильма: «Слоник» снимался во время второй чеченской войны. Да, фильм Басковой — это и антивоенное высказывание, доводящее до предела штампы перестроечной чернухи про ужасы армейской жизни типа «Ста дней до приказа», «Делай — раз» и «Кислородного голода». Здесь рутинный армейский беспредел показан уже настолько условно и вместе с тем физиологически конкретно, что этот черный-черный анекдот превращается в притчу. Не про перегибы в армии, а про насилие вообще. Насилие здесь творится в кадре, происходит в отношении материи кино, перекидывается на зрителя. Колесо насилия разгоняется и давит все на своем пути. Его не остановить, как и вирусное распространение фильма в сети.
Экстраординарность этого треш-кино стала очевидна именно со временем: «Зеленый слоник» обрастает новыми смыслами вне зависимости от первоначальных авторских намерений; это признак подлинно художественного произведения. Популярна версия о том, что герой в фильме ровно один — Братишка, а его разговорчивый собеседник — подсознание, рвущееся наружу. В том же русле можно рассуждать о скрытой гомосексуальности, которая становится источником травмы для предельно маскулинного типа. Образы, созданные Басковой и ее артистами, слишком яркие и выпуклые, чтобы поместиться в одну удобную для всех трактовку, а траектория развития российской реальности делает этот кошмарный сон все более осязаемым и понятным. Сегодня он пугает куда меньше новостной ленты. У этого ужаса есть хотя бы свои законы и пределы. В конце концов, есть в «Зеленом слонике» и гуманистический посыл, упакованный в неоднократно произносимую реплику Поехавшего, актуальную в любые времена: «Да будьте же вы людьми».
