28 апреля в российский прокат выходит эксцентрический хоррор «Пост Мортем», в котором фотограф и десятилетняя девочка борются с воскресшими мертвецами в идеальной венгерской деревне. Рассказываем, как им это удается и почему режиссер Петер Бергенди сделал своих зомби не только ходячими, но еще и пляшущими.
Василий Степанов
Кинокритик, главный редактор журнала «Сеанс»
1919 год. Чудом выживший в мясорубке Первой мировой немецкий ветеран Томас решает превратить смерть в источник постоянного дохода. Его работа — гримировать и фотографировать на венгерских ярмарках мертвецов. Клиенты — те, кто хочет оставить вещественное воспоминание о дорогом покойнике. В спросе недостатка нет, так как распиленная на части Трианонским договором Венгрия завалена трупами: после войны в мире бушует эпидемия испанки. Получив очередной оптовый заказ на фотосъемку от смутно знакомой девчушки по имени Анна, Томас выдвигается на телеге в село, где, по словам девочки, «много мертвых». Как выясняется позже, не все мертвецы так уж мертвы.
Деревенька, в которую приглашает фотомастера девочка, образцово-показательная — чистенькая, беленая, с уютной церковью и полным набором этнографического инвентаря в интерьерах. Снимали фильм в популярнейшем этнографическом музее под открытым небом — венгерском «Скансене» рядом с Будапештом. Пожалуй, именно этим, а вовсе не мрачной цветокоррекцией, и объясняется то неотступное, скорбное чувство потустороннего, которым пропитан каждый кадр «Пост Мортем». Время остановилось, жизнь если и была здесь когда-то, то лишилась всякого движения. Трудно было бы найти антураж, более подходящий для истории, в которой главный герой методично вытаскивает из сарая трупы поселян (хоронить их местные не успевают), усаживает их в специальное кресло и, закрепив головы на копфгальтере, освещает полученный nature morte адской магниевой вспышкой. Можно было бы вечно смотреть на эти викторианские экзерсисы в духе арт-кино, если бы ответственный за фильм Петер Бергенди не настаивал на том, что снимает мейнстримный хоррор с привычными жанру эффектами. Чем дальше бежит хронометраж, тем большую прыть обнаруживают и фотомодели Томаса: под финал чинная картина сельской элегии превращается то ли в своеобразный зомби-фильм, снятый Бастером Китоном, то ли в клип Майкла Джексона Thriller.
Комичные па покойников отчасти остраняют гробовую интонацию фильма. Всерьез бояться происходящего на экране трудно, тем более что жанровые поиски Бергенди простираются не только в сторону современного танца. К месту приходится и его опыт в триллерах на тему госбезопасности. Удивленные поведением покойных Томас с Анной решаются на расследование, призвав на помощь новейшие изобретения человечества: помимо фотоаппарата, у немца с собой фонограф. Так что «Пост Мортем» вполне можно смотреть и через призму «Фотоувеличения» Антониони или «Разговора» Копполы; фотография и аудиозапись запечатлевают нечто сверх того, что видит и слышит человек. Но абсурд и хаос происходящего никак не поддаются логике измерительных приборов, объяснения феноменов туманны, и зритель вряд ли будет в них вдаваться. Намного увлекательнее погрузиться в фантасмагорию кошмарной беготни по образцовому селу, которое так похоже на кладбище. В конце концов, не зря сюда десятилетиями свозили исторические дома-трупы со всей Венгрии.
«Пост Мортем» — кино не новое. На тематических фестивалях фильм начали катать в 2020-м, а снимался он и того раньше. Задолго до того, как мир поглотила пандемия. Задолго до того, как всё заполнили сводки генштабов. Но новостная лента превратила этот драматургически далекий от совершенства фильм в почти политическое высказывание. Не случайно венгерский оскаровский комитет даже осмелился послать «Пост Мортем» на соискание премии Американской киноакадемии.
Трудно не увидеть в авторе его героя, фотографа Томаса, решившего снять обычный хоррор, но вдруг запечатлевшего нечто большее — сам страх настоящего, неутоленные обиды разорванной когда-то на части большой континентальной империи. Она, как и ее мертвецы, никак не хочет свыкнуться с тем, что жизнь продолжается, и навязывает миру смерть, которая буквально пропитывает ландшафт. Тут всё по классике: стихия мертвых, что в японских кайданах, что у Тарковского, прежде всего водная; место, в котором расположилась спятившая деревенька, топкое. Застоишься — и настоящее непременно уйдет в чавкающую под ногами почву Большой Истории.
