«Все время приходится думать о деньгах»: Мария Шалаева о режиссерском дебюте, актерском выгорании и свободе творчества

За плечами актрисы Марии Шалаевой почти 80 картин и работа с такими разными режиссерами, как Анна Меликян, Юрий Мороз, Владимир Хотиненко, Наталья Мещанинова и Григорий Константинопольский. Но сейчас Шалаева выступила в новой для себя роли: на платформе Kion вышла ее камерная семейная драма «Синдром жизни». В ней Светлана Немоляева играет почти что блоковскую даму, но в годах. После смерти мужа она узнает, что у него в Париже есть другая женщина и взрослый сын, и пытается как-то с этим жить. О том, почему Шалаевой захотелось рассказать эту историю, комфортно ли ей в режиссерской профессии и какое будущее она для себя видит, мы и поговорили.

О дебютном проекте, снятом на смартфон

Фильм называется «Синдром жизни» потому, что у меня есть навязчивая идея: пока ты жив, то нужно не просто существовать, а найти какой-то вектор и действовать. Не просто проживать жизнь, а жить полноценно.

Идея пришла три года назад, когда в моей жизни происходили не очень приятные события. У меня умирала от болезни подруга, 36 лет ей было. И когда я пришла к ней в последний день, то увидела перед собой внешне старушку, но с совершенно молодыми глазами. А буквально через полгода ушел из жизни мой любимый дедушка, который был моим другом. И у меня сложился образ: молодая женщина превращается от болезни в старуху, но у нее абсолютно живые глаза. Дальше я начала додумывать, писать, присоединять много всего. Мне хотелось показать, что самое живое поколение в семье — вот эти старики, на которых никто не обращает внимания. Особенно восхищает, что они при своей внешней немощи могут быть достаточно мощным ресурсом для семьи. Конечно, я добавила в историю какие-то автобиографические детали, наблюдения. Когда создаешь персонажей, это как лоскутное одеяло: в каждом из них есть чуть-чуть меня — и в маме, и в мальчике, и в бабушке.

Мне казалось, что съемка на смартфон может дать больше свободы, но в итоге я перестала быть адептом мобильного кино. Все равно айфон, особенно в помещении, — это не самая выгодная камера. Если снимать проходы на улице, в аэропорту, в метро, то да, весь процесс можно организовать дешевле. Но в интерьерах у смартфона очень мало возможностей. Хотя у меня была очень хороший оператор Даша Лихачева, которая выжала максимум. На самом деле, айфон в помещении перестает быть мобильным: его оптика ограничивает процесс. Конечно, оператор делает свет и так далее, но ты не можешь использовать наплыв, например. Но пока не попробуешь, не узнаешь. (Смеется.)

Мы начали делать этот фильм с адептами мобилографии Максимом Мусселем и Борисом Гуцем. Они и принесли сценарий продюсеру Игорю Мишину, который как раз только начинал работать на платформе Kion и взял проект под крыло. Игорь помогал на этапе старта съемок. А уже после них платформа помогла доделать наш малобюджетный фильм вместе со студией «Лукфильм» Саши Плотникова.

О Светлане Немоляевой

Я ее называю: «Моя прелесть, моя гениальная, моя прекрасная». Я просто фанатка этой женщины. Ей понравился сценарий — это факт, она сама это говорит во всех интервью. Но подход я к ней нашла не сразу. Попросила прийти на пробы, и Светлана Владимировна дико обиделась, не хотела играть. А мне надо было не то чтобы ее попробовать — мне нужно было ансамбль посмотреть. Тем не менее она пришла, была не очень довольна и специально не играла. Я думаю: «Так, что делать-то?» Но когда Светлана Владимировна пришла на первый съемочный день, то играла отлично и была очень собрана.

Мне, единственное, было стыдно ей делать замечания. Но в какой-то момент у нас уходил свет, а мне нужно было, чтобы она все сделала точно по шагам. Она у меня вываливалась из кадра, а мы снимали вдалеке, и я начала просто кричать: «Подошла! Отошла! Стоять на месте! Обратно развернулась! Пошла!» И тут Светлана Владимировна поворачивается и идет ко мне. Вся группа на меня смотрит: ну все, сейчас звезда уйдет, Шалаева совсем с ума сошла. Я тоже не ожидала от себя, но мне надо было кадр снять так, как я его увидела, и про дистанцию в этот момент не думаешь. Светлана Владимировна подошла ко мне и сказала: «Машенька, пожалуйста, могли бы вы со мной вот так и работать?» (Смеется.)

Она иногда со мной спорила, и я говорила: «Хорошо, делайте свой вариант, потом делаем мой, а на монтаже я сделаю так, как мне нужно». Но, на самом деле, то уважение, доверие, та готовность, с которой она приходила к съемкам, — это здорово. Моим коллегам вообще нужно поучиться, честно говоря, такому послушанию и абсолютному доверию режиссеру. Светлана Владимировна мне очень-очень доверяла, и мне кажется, что я ее не подвела.

О рабочих стройки, попавших в титры

В фильме возле дома Елизаветы Петровны, героини Немоляевой, идет ремонт. Чтобы выстроить такую улицу в центре Москвы, представляете, какие бабки нужны? Я месяц ходила по району и фиксировала все стройки. Дружила со всеми рабочими, и, когда говорила, что завтра приду снимать, они помогали, подгоняли трактор или еще что-то делали.

Я локацию придумала вокруг своего дома. Это вообще мой принцип: всё рядом с домом. Надо мной все смеются уже, что Маша сейчас найдет объект, чтобы пешком идти на площадку. Так что я, пока писался сценарий, с утра шла, готовилась, искала стройки, со всеми рабочими общалась. Они мне разрешали их отдельно поснимать. И так я бегала, материал набирала, с кем-то и подружилась. Кто-то прогонял, а кто-то, наоборот, очень был мне рад. Денег не просили — я же не с камерой приходила, а с мобильным телефоном. Мы потом некоторых даже упомянули в титрах. Один прораб там был роскошный. Однажды так мне выстроил кадр! Сказала ему, что нам таких людей очень не хватает в кинематографе.

Рабочих я попросила, чтобы они, когда видели Светлану Немоляеву в кадре, не очень на нее заинтересованно смотрели, и они такие: «Да поняли, поняли…» Хотя видно, что в некоторых кадрах они смотрят прямо на нее и в камеру. Но вот у Годара все тоже пялятся в камеру, так что нестрашно. Потому что Елизавета Петровна идет такая в шляпке среди этой разрухи — абсолютно персонаж из другого времени. И то, что на нее смотрят, получилось естественно.

Об учебе во ВГИКе и переходе в режиссуру

Во ВГИКе я проучилась два года на актерском, а потом ушла в свободное плавание. Мне всегда было тяжело в рамках образовательных заведений, я всегда все добирала сама. Кто-то что-то показал, дал почитать, сама поехала учить язык и так далее. Мне кажется, что образование — это не «четыре года, и у меня есть диплом». Научиться чему-то — только практика, и актерство не исключение. Грубо говоря, это все равно что четыре года рассказывать, как забивать гвозди. Ты можешь теорию знать офигенно, но когда начинаешь забивать гвоздь в первый раз, то, скорее всего, попадешь себе по пальцу. Так и у нас.

Я помню, что на актерском очень сильно пытались сломать личность. А я считаю, что, наоборот, личность нужно развивать, и если бы я преподавала, то основывала профессию как раз на развитии личности. Совсем по-другому бы подходила. Потому что культурный человек транслирует какие-то важные вещи. В России у актеров главной считается школа Станиславского, а Станиславский в конце жизни написал такую тоненькую книжечку — «Этика» о поведении актера. Вот я бы, наверное, из всего набора в первую очередь преподавала это.

Я нигде специально не училась режиссуре, всему училась на площадке. Часто думаешь: нет, я бы сделала по-другому. А потом поняла: хочешь делать по-своему — попробуй сделай. Мне кажется, это такое естественное для меня развитие — попробовать в кино что-то еще, когда как актеру тебе становится скучно. Я очень люблю кино! Практически не играю в театре, не было у меня такой страсти, а вот кино в разных формах — просто моя болезнь. На самом деле, я давно хотела попробовать снять кино сама, но мне казалось, что режиссеры — это какие-то специальные люди. Однако время проходит, и думаешь: если не сейчас, то никогда.

Это хороший опыт для актера — пройти через режиссуру, потому что начинаешь чуть меньше зацикливаться на том, что все зависит от тебя, и чуть больше помогать режиссеру. Понимаешь: это его замысел. Если бы я создавала школу кино, чуть по-другому строила бы процессы. Например, во ВГИКе нам не разрешали где-то сниматься, а в моей школе все бы работали в разных профессиях: актер поработал бы художником по костюмам, звукорежиссером и так далее, чтобы он понимал, насколько это важно. Потому что все зацикливаются на актерах, максимум режиссерах, именно они ходят по красным дорожкам, все акценты на них. А те же звукорежиссеры по красным дорожкам не ходят, и создается ощущение вроде как меньшей значимости, что неправильно. Мне кажется, чем больше люди освоили внутри самой индустрии разных профессий, тем больше классных коллабораций могло бы возникнуть.

Мне все говорили: «Маша, тебя все знают, тебя бы взяли на режиссерские курсы. Владимир Иванович Хотиненко тебя обожает» — и так далее. Но то, через что я прошла с дебютным фильмом за эти два с половиной года, не меньшая школа. Считаю, я ее окончила и выдаю себе диплом режиссера. И «Синдром жизни» — моя дипломная работа. Может быть, это был бы не такой кровавый процесс, если бы я владела какими-то инструментами, конечно. Я не говорю, что не надо идти учиться, но просто у меня это работает иначе.

О женщинах в российском кино и о том, что с ними случилось за последние годы

У нас до сих пор существует пренебрежительное отношение к женскому кино, хотя, например, «Семнадцать мгновений весны» сняла женщина. Мне кажется, в делении кино на женское и мужское вообще отсутствует здравый смысл. Анна Меликян, Кира Муратова, Рената Литвинова — это не женщины-режиссеры, а художники со своим киноязыком. В России вообще после 35 женщины не существует. Ну, и актриса получает всегда меньше, чем актер. У нас какие-то оголтелые патриархальные традиции, которые кому-то, может быть, кажутся современными, но не мне. Я человек, который живет в мире, на земном шаре, а не в границах чего-то.

В индустрии, конечно, есть подвижки, в том числе благодаря развитию платформ, где последние два года выходят и качественные сериалы, и роскошные авторские фильмы. Мне было до фига чего крутого посмотреть у своих коллег! Заболела в январе и неделю буквально залипала на российских сериалах своих друзей. Сначала посмотрела «Вертинского» Дуни Смирновой, потом с Любой Аксеновой отличный сериал «Почка». Затем «Пингвинов моей мамы» — вау, ух ты, круто! Так что много всего хорошего выходит, в том числе снятого женщинами.

О будущем в кадре, режиссуре и в жизни

Я как-то не думала снимать фильм с собой в главной роли. Мне вообще уже немножко лень играть, я, по-моему, переиграла. У голливудских актеров есть возможность делать какие-то паузы на год-другой, потому что невозможно все время выдавать на-гора, происходит выгорание. Вот у меня в последнее время такое выгорание. У меня был сложный и интересный проект — одна из главных женских ролей у Гриши Константинопольского в «Клипмейкерах». И я до сих пор не то что отхожу от Гриши (я его обожаю и считаю вообще одним из самых талантливых людей в нашем кинематографе), но там просто такая концентрированная роль, что организму нужно обязательно дать все это забыть. Актерски я уже так не могу: выгораю, если начинаю играть все подряд, работать без пауз.

Я не хочу себя ограничивать — быть только актрисой или только режиссером. Просто хочу не бояться доверять себе и делать то, что реально хочется. Меня раздражает, что надо все время думать, что нужно еще заработать. Актерский хлеб для меня, конечно, более хлебный, чем режиссура, но это ужасно давит. К тому же все время появляются какие-то идеи. Был период, когда я думала: нет, ничего снимать не буду, это слишком тяжело. А потом раз — просыпаешься, приходит в голову идея, и ты такая думаешь: ну, елы-палы, что ж, придется записать. Я уже задумала кое-что новое, но рассказывать не буду: когда много болтаешь, потом почему-то всегда тяжело идет. Полный это будет метр или короткий… Я еще и документальное кино обожаю. Им не занималась, но у меня есть друзья-документалисты, к ним примазалась посмотреть, вместе что-то поделать. Вообще, мне везет на друзей, многие в ответ на мои идеи говорят: «Блин, а мы бы тоже в этом поучаствовали». Вместе что-то делать, еще и не думая о деньгах, — это круто. Но все время приходится думать о деньгах…

Сейчас, конечно, дико трагическая ситуация, но она приводит к тому, что ты вдруг понимаешь, что важно, что ценно. Лично для себя я сделала вывод, что я, видимо, не самый плохой человек, потому что у меня много друзей, много людей, которые меня любят. И это оказалось самым огромным ресурсом в это жуткое время. Я вдруг поняла: своим ясным умом можешь видеть, что такое зло, что такое добро, и иметь прекрасных друзей, которые с тобой. Вот да, в этом смысле оказалось, что я все правильно делала.