Москву и Петербург посетил британский актер Джеймс Нортон, известный по главным ролям в сериалах «Война и мир» (князь Андрей Болконский), «МакМафия» (сын русского мафиози Алекс Годман) и «Невероятные» (аристократ Хьюго Свон). Актер приехал, чтобы представить российским зрителям свой новый фильм — драму «Один на один» итальянца Уберто Пазолини (режиссер «Остановившейся жизни» и продюсер «Мужского стриптиза»). Герой Нортона — неизлечимо больной мойщик окон и отец-одиночка Джон, который посвящает последние месяцы жизни поискам приемной семьи для четырехлетнего сына Майкла (малыш-дебютант Дэниэл Ламонт).
Михаил Моркин поговорил с Нортоном о русском следе в карьере, жизни с диабетом, работе с детьми и роли Джеймса Бонда, которую ему уже не первый год прочат в родной Англии.
— «Война и мир», «МакМафия», «Гарет Джонс» — в вашей фильмографии прослеживается стабильная связь с Россией. Даже в эпизоде «Доктора Кто» вы играли героя по имени Онегин. Это совпадение или личный интерес?
— Это совпадение, которое переросло в личный интерес. История России интересовала меня со школы, в вашей стране для меня всегда было нечто величественное и загадочное. Я был счастлив получить эти роли. Не знаю, почему на них выбирали именно меня. Возможно, просто одна роль приводила к другой. А может быть, у меня есть какой-то дальний предок из России. Я благодарен российским зрителям за их прием. Знаете, если русский актер приедет в Великобританию и скажет, что сыграет Гамлета на лондонской сцене, то все будут такие: «Чего?!» А в России все очень щедры и гостеприимны в том, что касается ролей и советов.
— Хотите сказать, что собрались играть у нас какого-нибудь «русского Гамлета»?
— Ха-ха, пока нет, но было бы классно. Я бы мечтал сыграть чеховского героя в театре. Но Чехова надо играть на русском, так что дайте мне пару лет, чтобы выучить язык. Русские будто бы хранят какой-то секрет, который нельзя знать иностранцам. Ощущается вайб, что ты можешь приехать в Россию и насладиться культурным наследием, но тебе никогда по-настоящему не понять, каково быть русским. Это желание понять «загадочную русскую душу», надо сказать, опьяняет и соблазняет. В русских есть невероятная гордость и чувство национального самосознания. В Британии я этого не ощущаю — есть только неверный стереотип о надменных и неуклюжих британцах. Короче, быть русским сексуально.
— С фильмами вроде «Один на один» всегда есть риск уйти в мелодраматизм. У вас была какая-то личная связь с темой?
— Думаю, фильм находит отклик в людях, потому что это по определению универсальная история. Все рано или поздно умрут, и, надеюсь, все знают, что такое любовь к близким или членам семьи. У меня пока нет детей, и в моей жизни не было таких тяжелых утрат. Скорее, мне хотелось получить опыт катарсиса от работы. Мой герой тратит свое время на размышления о смерти, а не паникует и не пытается от нее сбежать. Наверное, все знают, каково просыпаться посреди ночи с тревожной мыслью: «Вот дерьмо, я ж ведь когда-нибудь умру!» Фильм дал мне возможность спокойно обо всем этом подумать. Смерть всюду следует за Джоном, но ему все же удается прожить ценную жизнь и лелеять время, которое он проводит со своим сыном.
— Раздумывая о смерти, к каким выводам вы сами пришли?
— В первый день съемок режиссер Уберто Пазолини дал мне черный камешек и попросил носить его в кармане каждый день съемок. Он сказал, что камешек символизирует смерть, и, хотя у нас кино о жизни и любви отца к сына, надо было помнить, что смерть всегда рядом с героем. Для меня размышления об этом были полезны. Месседж фильма в том, что надо ценить время с близкими людьми. Уже во время съемок я стал чаще звонить родителям, чтобы сказать, что люблю их. Стал больше общаться с сестрой и племянниками. И благодаря Дэниэлу я еще больше захотел стать отцом.
— А говорят, что с детьми тяжело работать… Какие советы дадите коллегам?
— Перед съемками я и Дэниэл много времени проводили вместе. Мне надо было заработать его доверие. Мы стали друзьями, много играли в его комнате, катали машинки в саду, гуляли в парке. По сути, я превратился в большого ребенка. На съемках Дэниэл уже думал, что играет с другом. И у нас был свой кодовый язык. Например, я держал его за руку и слегка сжимал: один раз сжал — надо сказать первую реплику, два раза — вторую и так далее. Однако зритель чувствует любовь между нами, потому что мы по-настоящему подружились.
— А в жизни мальчик похож на своего героя?
— В том-то и дело, что в жизни он куда больше похож на обычного четырехлетнего мальчика — очень живой, энергичный и жизнерадостный. Дэниэл беспокойный, а его герой Майкл более задумчивый, выразительный и тихий. Сам того не понимая и действуя инстинктивно, Дэниэл менялся после команды «мотор» и не выходил из роли. В середине съемок он спросил маму, когда начнут снимать фильм.
— «Маленькие женщины» заставили плакать даже Джоуи Триббиани, в «Гарете Джонсе» едят детей, теперь «Один на один». Вас так тянет на мелодрамы?
— Все истории, будь то Marvel или социальное европейское инди, очень сентиментальны. Да, в «Один на один» умирает главный герой, но это, на самом деле, не такой уж мелодраматичный фильм. В кадре никто не кричит и не рыдает. Это даже не традиционная трехактовая история, а скорее, окошко в жизнь двух людей, которые чуть-чуть меняются. Я бы сказал, это даже антимелодрама! Как актера меня интересуют тихие и деликатные истории, где конфликты происходят внутри героев. Они ближе к реальной жизни. Люди, как правило, не показывают крайних эмоций.
— Вот уже несколько лет ходят слухи, что вас позовут на смену Дэниэлу Крэйгу в бондиану. А «Не время умирать» — как раз такая мелодрама, которую вы не любите. Как вы вообще относитесь к 007?
— Слушайте, это все спекуляции, у меня даже встреч с продюсерами не было. Дэниэл Крэйг проделал фантастическую работу над героем, найдя в нем эмоциональные слои. Сексуальный шпион вдруг стал живым и уязвимым человеком с собственными желаниями и нуждами. Понятно, что Шон Коннери — все равно король, потому что его Бонд был веселым и шутливым. Возможно, продюсеры захотят вернуться к такой версии. Хочу ли я сыграть Бонда? Как по мне, даже думать всерьез над ответом на этот вопрос не очень-то здорово. Слишком абстрактная ситуация.
— Вы открыто говорите о диабете (у Нортона сахарный диабет 1-го типа. — Прим. ред.), чтобы сломать какие-то неверные представления об этом заболевании. Как вам удается не давать болезни влиять на вашу карьеру?
— Да, я считаю, что нужно открыто говорить о болезни и не скрывать диагноза. Когда я стал так делать, оказалось, что почти у всех вокруг находятся знакомые диабетики. Странным образом это впускает в твою жизнь много эмпатии. Да, у меня прыгает сахар, иногда мне надо сделать перерыв на съемках. Коллеги знают, что иногда мне надо уйти с площадки, чтобы что-нибудь съесть или уколоть инсулин. Все это я делаю открыто. Люди в курсе, что диабет физически ограничивает: нужно носить с собой сахар, следить за уровнем сахара в крови и так далее. Но не все в курсе, что не меньший риск психологический: диабет может стать причиной постоянной тревоги. Бывает, что родители детей-диабетиков становятся так одержимы их состоянием, что запрещают путешествовать, ходить на вечеринки и, блин, просто жить. Такое бывает опаснее физических последствий. Надо помнить про определенные риски, но нельзя давать диабету контролировать твою жизнь. Когда мне кто-нибудь говорит, что я что-то, вероятно, не смогу сделать из-за диабета, то я отвечаю: «Да пошло оно, сейчас сделаю!» В некотором роде из-за этого диабет даже стал моей суперспособностью.
«Один на один» уже вышел в прокат и появится на сервисе Wink в конце февраля.
Автор: Михаил Моркин
Фото: Ксения Угольникова для кинокомпании «Артхаус»
