Первый сериал, снятый Данилой Козловским, наконец-то выходит. Актер играет анархиста дореволюционных времен, столкнувшегося с мировым заговором: все правящие династии в Европе — вампиры. Насколько удачным получился этот эксперимент с альтернативной историей?
Василий Степанов
Кинокритик, главный редактор журнала «Сеанс»
На почту врывается вооруженное звено анархистов под руководством импозантного главаря по кличке Карамора. Для дам сердца он Петенька, для органов — Каразин, а играет его Данила Козловский, так что телеграфистки довольны. От милых, но до крайности перепуганных барышень у аппарата революционеры требуют телеграфировать во все уголки империи свои, очевидно, невыполнимые требования: отмена воинской повинности, роспуск третьего отделения, созыв Учредительного собрания. Подумать только, еще недавно князь Кропоткин диагностировал неготовность русского народа к революции — и вот уже террор в отделе посылок и бандеролей. Экспроприация средь бела дня!
Так группа Караморы жаждет продвинуться в состав могучей анархической организации «Бледные всадники» — в этом названии явно слышится отголосок вполне реально существовавшего, хоть и не такого уж всесильного «Черного знамени». Руководит «Всадниками» нигилист-порнограф Карл, которого играет Федор Лавров. Но, увы, анархия и карьера сочетаются плохо: боевая ячейка трещит по швам от амбиций и ревности после первой же серьезной вылазки. Террористы решают судить своего умеренного товарища особым трибуналом, и от смерти Карамору спасает визит гостя чуть более кровожадного, чем революция. Тощий загадочный мужчина в гусарском ментике (Филипп Янковский) стремительно разделывается с боевиками, но дает ускользнуть герою.
«Карамора» постмодернистски собран из фрагментов других историй — главный герой, например, сбежал из одноименного рассказа Максима Горького. Оттуда же явился и полицмейстер Симонов (Игорь Черневич), но зачем создателям сериала понадобились эти имена, по первым сериям неясно. В рассказе Карамора — человек без внятного нравственного компаса, он способен и на подвиг, и на предательство; конфликт в том, что он не понимает, кто он на самом деле. Карамора на экране, скорее, типичный сериальный герой, то есть фигура томно романтическая, состоящая из набора клише («Зло как гидра — кинешь бомбу в одного, и на его месте возникает десять таких») и жгучих взглядов. В своей альтернативной вселенной Козловский играет точно не Азефа, а скорее, Дон Жуана с револьвером.
Местами его выдуманный мир состоит из чистого неймдроппинга: вот мусолят Брэма Стокера, чей Дракула удостаивается отдельного экскурса, вот Маяковский (Николай Комягин из Shortparis) собственной персоной читает потерявшим голову от абсента (!) террористам «Багровый и белый отброшен и скомкан…», а вот появляются Желябов, Сталин и Нобель.
По такому же принципу, из знаковых вещей и моментов, складывается почти стимпанковская реальность «Караморы». Ночной Петербург залит электрическим светом; на экране — ретромашины, явно обогнавшие момент на пару-тройку десятилетий; на герое Данилы Козловского — кожаное пальто в духе Ивана Лапшина. Предъявленный на экране Петербург похож одновременно на то, что мы увидели в «Дуэлянте» и «Шерлоке в России». Это нарядный город с аккуратно разложенным реквизитом и обильно зафактуренными улицами, по которым ходит много нарядных статистов. Да, толчея в массовых сценах организована со всем возможным старанием, и, если бы не суетливый монтаж, здесь было бы что поразглядывать: художественный цех работал на совесть, как это бывало и раньше, в щепетильности продюсеру и режиссеру Козловскому не откажешь.
Несвойственную отечественным сериалам солидность «Карамора» демонстрирует и в том, что касается постановки экшен-сцен: брутальные вспышки насилия показаны изобретательно и с живодерским любованием. Замысловатая хореография, пластический грим — все это выполнено на высшем уровне. Но, как только дело доходит до диалогов, становится понятно, что автор сосредоточился на концепте (вампиры-охранители, революционеры-миллениалы), но не удосужился ни написать достойные реплики, ни предъявить способные к развитию характеры. «Революция не прощает сомнений, она требует крови», — декламирует герой Никиты Кукушкина по кличке Брем (еще одна отсылка к Горькому). «Барышня! В вас есть огонь справедливости», — соблазняет телеграфистку Данила Козловский. Артисты старшего поколения (Игорь Черневич, Филипп Янковский, Андрей Смоляков, Артур Ваха), кажется, творят себе роли из пустоты, выпутываются паузами, пластикой. А молодежь бубнит невыносимый текст и раздевается в кадре: обнажить хотя бы пятку — это, пожалуй, единственный шанс постановщика отвлечь внимание зрителя от невыносимости диалогов.
Долгая и трудная история производства «Караморы» (проект менял студии и режиссеров) заставила Олесю Герасименко в материале «У нас запрет на реальность» отнести сериал чуть ли не к политическим высказываниям: шутка ли, представителей русского высшего света и императорскую семью буквально сделать кровопийцами? Но популистский потенциал в переносе вампирской темы на социально-исторические реалии создатели «Караморы» разглядели явно не первыми. Карл Маркс называл вампирами промышленников и капиталистов, Вольтер — трактирщиков, а Роберт Бернс — своих издателей. Сегодняшний интерес российского кино к нечисти тоже нельзя сбрасывать со счетов: есть «Вампиры средней полосы», есть «Пищеблок», есть «Сергий против нечисти», грядет «Ампир V». Так что в 2022 году мало предъявить яркий кросс-культурный образ вурдалаков-бумеров (по версии сериала, кровопийцы живут не вечно, а всего-то лет шестьсот). Это, конечно, мило, но ведь еще нужно дать героям интересные характеры и развернуть вокруг кровопийц большой, живой и непротиворечивый мир, в который сможет поверить зритель, открывавший когда-то учебник российской истории, но уже подзабывший, с чего там все началось и к чему привело.
