Новый корейский хит Netflix — хоррор-сериал про апокалиптическую секту, демонов, массово хватающих прохожих, и медийную истерию. Но его невероятно увлекательный сюжет играет злую шутку со зрителем.
Василий Степанов
Кинокритик, главный редактор журнала «Сеанс»
Одним погожим солнечным днем в корейский кафетерий с капкейками и милкшейками, сломав свежевымытую витрину, ввалилась троица посланцев ада, больше похожих на трех злых Халков. Эти мускулистые ребята мгновенно выделили из толпы паникеров одного обреченного. Тот и сам знал, что проклят — об этом ему какое-то время назад поведало призрачно-бледное лицо с горящими угольками глаз: назвало имя, фамилию и время отбытия в преисподнюю. И все же он попытался увильнуть, но не тут-то было. Несчастного догнали, скрутили, побили, покусали и под конец сожгли белым пламенем; судмедэкспертам, прибывшим на место трагедии, осталось только собрать пепел, а следователям — недоумевать. По хлынувшим в сеть записям смартфонов получалось, что ловить им особо некого: с демонами это, пожалуй, не к правоохранительным органам, а в небесную канцелярию и к Константину, повелителю тьмы.
Новый корейский чемпион по просмотрам домохозяйств на Netflix стартует как типичная городская страшилка. Надеюсь, такими до сих пор делятся дети в детском саду. По-своему чистый саспенс: красная рука, черная простыня, гроб на колесиках едет за тобой. Могильное лицо, появляющееся, когда ему заблагорассудится, и безразлично предвещающее гражданам путешествие в ад, включает обратный отсчет с точным указанием дедлайна.
Но, в отличие от детских страшилок, «Зов ада» поразительно, даже можно сказать, намеренно нестрашный именно с мистической точки зрения. Демоны-качки похожи скорее на дворовых гопников, чем на паранормальных существ. Начав с них, вебтун, по которому его автор Ён Сан-хо и поставил сериал для Netflix, стремительно разворачивается в сторону социальной критики. Факт проклятия становится предметом торга: кто-то продает прямую трансляцию своего отбытия в ад, кто-то берет микрозайм на незаметный уход.
Корейцы уже давно приучили нас к тому, как делать жанровое кино политическим. Достаточно перечислить из последнего: и «Пылающий», и «Паразиты», и даже «Поезд в Пусан» того же Ён Сан-хо были не просто триллерами и хоррорами, но и в известной степени явлением из области социальной критики. Не факт, что корейский и западный зритель видят в этих фильмах одно и то же, но звериный оскал капитализма и социальных медиа у всех в целом одинаковый. «Зов ада» при всех своих мистических данных (обещающее смерть жуткое лицо в потолке будет пострашнее голосового сообщения на ту же тему в «Звонке») пугает не демонами или неотвратимостью кары, а скорее, реакцией на это самых обычных людей. И самого обычного общества, не готового к неожиданностям подобного рода.
Ён Сан-хо правдоподобно показывает, как на волне отснятых и выложенных очевидцами «проклятий» и «изгнаний» укрепляется авторитет секты «Новая правда» под управлением харизматичного лидера Чон Джин-су (его играет знакомый зрителям по «Пылающему» Ю А-ин). Секта требует от человечества публичного покаяния в грехах и упивается своей властью. Как политический триллер и исследование пропагандистских методов «Зов ада» работает хорошо, так что хроника превращения апокалипсиса в профит показана вполне достоверно. Вот от «Новой правды» отделяется еще более радикальный сектор «Стрела», куда уходят самые активные сектанты, проповедующие бейсбольными битами покорность божьему гневу; вот прямые трансляции расправ над грешными душами по интернету; вот уже появляется и веб-приложение для покаяния. Механика становления новой религии и политические тонкости внутренней борьбы за души занимают режиссера явно больше мотивов высших сил, вдруг решивших поглумиться над смертными.
Зрителю не составит труда развить метафору «Зова» и поискать соответствия в окружающей его реальности. Демоны, которые без видимых причин выбирают жертв из толпы незнакомцев, — типичный «черный лебедь» (пришла беда, откуда не ждали), ничем не лучше COVID-19. Мистическое явление — тот же вирус, и человеческому мозгу хочется подобрать к нему рациональные ключи (карантины, санитайзеры, вакцины, вера в лучшее), но получается так себе. В конце концов, пройдя все стадии принятия, героям сериала остается только смириться, пустить процесс выдачи путевок в ад на самотек.
Проблема у «Зова ада», в сущности, одна — формат. Ён Сан-хо делит свой сериал на две равные части: первые три серии — история публичного проклятия бедствующей матери-одиночки (тут, кажется, упакована важнейшая для Кореи проблема разводов и внебрачных связей), которая пытается обеспечить будущее для детей; последние три серии — сюжет с проклятием младенца, которое так трудно осмыслить даже фанатикам. Во время просмотра невольно думаешь, что, будь Netflix поскромнее, получился бы отличный двухсерийный фильм: чуть меньше гротескно-комичной игры актеров и нелепых пробежек демонов-культуристов. Но тут неизбежно начинаешь задумываться о том, что же там есть еще, и приходишь к выводу, что «Зов ада» представляет собой набор страхов современного человека: кредиты, смерть, фейк-ньюз, конспирология.
Эти страхи Ён Сан-хо обыгрывает через жанровые клише. Конструируя свое нравоучение, он задействует их столь активно, что голова идет кругом: это производственная драма из жизни современных медиа или мистический хоррор? Триллер про маньяка или полицейский процедурал?
Всё сразу и ничто из этого по отдельности, мешанина. Знаки, которые не требуют интерпретации. Самым явным образом на эту непрозрачность концепции указывают люди в масках, которые сидят в первых рядах на публичных изгнаниях. Что это за тайные важняки? Экран не дает ответа, но маска пугает сама по себе, как символ недоступных обывателю хитросплетений политической игры. В этой незавершенности, подвешенности буквально всех конфликтов, пожалуй, главная слабость «Зова». Потому что после просмотра только и остается, что думать: что же действительно всем этим нагнетанием ужасов современной жизни хотел сказать автор? Но он, как и бог, не желает давать никаких ответов. Сами думайте, где согрешили и за что расплатились шестичасовым просмотром.
