«Если люди расскажут свои истории, у нас будет другая картина Кавказа»: Кира Коваленко о честном и политическом в кино

В рубрике, где мы публикуем монологи ключевых лиц российской киноиндустрии, — новый голос. Фильм Киры Коваленко «Разжимая кулаки» — пронзительная история о взрослении детей в осетинской семье — станет поводом поговорить о географических и смысловых границах молодого российского кино.

О том, как появился фильм

В 2016 году я закончила работу над первой картиной, и мне нужно было просто уйти от всех и от всего. Я сняла квартиру в маленьком городе в ущелье в Кабардино-Балкарии — очень похоже на место действия «Разжимая кулаки». Прожила там какое-то время, и сразу после этого мы вместе со сценаристом Антоном Ярушем написали историю про трех братьев и отца. Этот сценарий я очень долго не могла реализовать: меня никто не знал, на мои письма не отвечали. В какой-то момент я напрямую обратилась к Александру Ефимовичу Роднянскому, и он мне вдруг просто ответил: «Да, давайте сделаем». Это было так неожиданно, что от самого ответа во мне поселилось ощущение, что я эту историю уже сняла. Я ему сказала, что хочу попробовать кое-что изменить, и в итоге сценарий был переписан почти с нуля при участии Любы Мульменко, а дальше дописан совместно с Ярушем. Вместо братьев в семье появились два брата и сестра, которая стала центральной героиней. Для меня задача создать мужской образ оказалась сложнее, и я решила, что попробую с девочкой.

Сценарий я писала на русском — в Осетии все говорят и на русском, и на осетинском. А потом появились конкретные актеры, которых я хотела утвердить; я их спросила, на каком языке они говорят дома, и все ответили, что это осетинский. Так стало понятно, что надо снимать на этом языке. Они в нем раскрываются, они так привыкли.

О гендере, зрителе и политике

Я читала книги про отцов и детей во время подготовки, и большая часть была именно про отцов и сыновей. Например, очень болезненная история Кафки. Но когда появилась героиня-девочка, в сценарии возникло множество моментов из моих отношений с отцом. Также я нашла дагестанский проект «Отцы и дочки», где девочки писали письма отцам, то, что они не могут им сказать. По разным причинам — либо их родителей уже нет в живых, либо они просто не готовы говорить со своими отцами напрямую и открыто.

У меня пока не было много возможностей обсудить «Разжимая кулаки» со зрителями, но из тех вопросов, которые задают, я понимаю, как по-разному мы можем воспринять один сюжет. Сталкиваюсь с тем, что для кого-то непривычна тактильность героев: она воспринимается как что-то более сексуальное, чем просто необходимость тепла. Некоторые видят в фильме политику, но этого я не закладывала. Не буду навязывать свою точку зрения, интерпретация может быть любой и всегда зависит от опыта человека. И да, в фильме есть отголоски коллективных травм и непростой жизни на Кавказе.

О стереотипах, уважении и чуткости

Сложно в одном фильме что-то глобально сказать про Кавказ. Общее представление всегда рождается из множества историй. Стереотипы о жестких отношениях между людьми, о кодексе поведения справедливы лишь отчасти, но от них сложно отвернуться. Это не значит, что на Кавказе невозможны чуткость и нежность, и мне хотелось показать именно такие отношения. В моей истории проблема не в иерархии; характеры и поведение героев обусловлены их прошлым — тем, что они пережили.

Я сама носительница кавказской ментальности. Например, уважение — очень важное для меня понятие, но в чем оно заключается? Для меня — в возможности прислушаться, в попытке понимания, в отсутствии агрессии. Человек хрупок, его легко ранить. Я это понимаю и на площадке стараюсь выстраивать доверительные отношения. Во-первых, я говорю все и пытаюсь прислушаться к актерам, мы всегда обсуждаем то, что делаем. Во-вторых, никогда себе не позволю кого-либо оскорбить, не позволю агрессию к другому. Когда случаются сложные ситуации, конечно, я себя виню в этом ужасно. Например, если понимаю, что кто-то из группы нетрезв и приходится с ним попрощаться. Или если кто-то говорит мне, что сделать то, что я прошу, невозможно, а я знаю, что возможно, и приходится настаивать, решать проблему самой.

О том, как снимать на Кавказе

Я отсматривала актеров по фотографиям и видео. Пробы были длительные. Милана (Агузарова, исполнительница роли главной героини, Ады. — Прим. ред.) сперва пробовалась на подругу Ады, но на повторных пробах шла уже на главную героиню. Я пыталась понять, насколько она пластична, насколько способна понять героиню. При этом до самого утверждения на роль сценарий она не читала. Думаю, для нее это тоже было мучительно: ей казалось, что ничего не получается, и она все повторяла, что она не тот человек, который нужен. Однако все получилось.

С парнями было иначе: их я гораздо лучше понимала, просто посмотрев на фотографии. После одних проб на роль младшего брата Ады я плакала. Ко мне пришли пробоваться люди со своей судьбой, которые ничего не знают о кино, да им это и не надо. И вот мы разговариваем, я объясняю, а человек подключается, хочет стать моим соучастником. В поисках актеров на Кавказе я встретила много талантливых ребят, которые просто не знают, что они могут играть. И их родители об этом не знают. Они сильно удивлялись, когда я им говорила, какие у них талантливые дети. И понятно было, что с ними очень мало разговаривают дома.

О Роднянском и Сокурове

Со стороны Роднянского чувствуется уважение к автору, которое дает абсолютную свободу. Александр Николаевич (Сокуров — Прим. ред.) нас предупреждал, как будет сложно работать с продюсерами, но это исключительный случай. Александр Ефимович хорошо понимает авторов, потому что знает, что такое снимать кино. Он всегда ведет открытый и честный разговор: когда мы смотрим варианты монтажа или я показываю ему актеров, он говорит все что думает. А потом добавляет: «Но ты делай, как считаешь нужным». Кроме мелких деталей, у нас в процессе не возникло ни одного серьезного спора.

Сокуров — огромное звено всей этой истории. Его личность, его слова — все очень сильно на нас повлияло. Я не знала, что такое режиссура и куда иду, когда поступала к нему на курс, сделала это абсолютно интуитивно. Мне никто не рассказывал о том, сколько существует творческих профессий. И у меня есть мечта сделать какой-то образовательный центр на Кавказе, где школьникам будут рассказывать, что вообще бывают креативные профессии и куда можно двигаться. И чтобы это было доступно для всех ребят, даже в селах. Если бы выросло больше людей, которые могут рассказать свои истории, была бы совсем другая картина Кавказа. Мы о себе тоже мало знаем, мало в чем признаемся, а это Кавказу очень нужно. Сокуров начал эту миссию.

Все актеры, кроме Миланы, посмотрят фильм на премьере в Москве, и мне хотелось бы также устроить показ в Осетии и Нальчике. Мне кажется странным, что мы не можем наше кино потом туда легко привезти и показать. Я так мечтаю, чтобы у нас в парке стоял летний кинотеатр, куда можно было прийти посмотреть фильмы, которые идут сейчас на фестивалях.

О сравнениях с Балаговым

То, что «Кулаки» сравнивают с «Теснотой» Кантемира Балагова, — для меня неожиданность. Может быть, люди путают родство и сходство. Может быть, для некоторых достаточно, что это кино снято на Кавказе, а главная героиня, как у Кантемира, — девочка. Я не знаю, как к этому относиться. Возможно, это также следствие экзотизации, отсутствия у зрителя широкого контекста. Ведь еще нет многообразия в кавказском молодом кино, ему только предстоит вырасти. При этом мне не нравится слово «экзотическое»: если рассуждать в таких категориях, для меня большая часть мира тоже будет экзотикой. Но это не так, мне интересно, как живут люди, и мне интересно кино вне зависимости от того, снял его именитый режиссер или нет.