Инна Денисова — о занятном эксперименте Алексея Чупова и Наташи Меркуловой, рассказавших о терроре 1937-го в сказочной форме. А Дарья Серебряная делится впечатлениями от триллер-драмы Владимира Битокова и очень экспериментальных «Обходных путях».
«Капитан Волконогов бежал»
Юра Борисов в сказке про 1937-й
Ленинград, 1938 год. По Лиговскому с Невским ездят «эмки». Обрывки уличных разговоров воссоздают контекст эпохи: люди ищут синонимы цеппелину — дирижабль или аэростат? На тесных кухнях коммуналок толкучка и дрязги. Капитан Федор Волконогов (Юра Борисов), занимающий отдельную комнату, сидит на шпагате с пудовой гирей в руках. Волконогов — славный парень, всегда готовый решить спор в пользу слабого. У него ярко-красная униформа, напоминающая спортивный костюм Bosco, и он служит в органах. Чекисты трудятся во дворце, в зале, богато декорированном лепниной, у них опенспейс с печатными машинками в ряд и спортзалом — тоталитарная эпоха в расцвете.
Лучший друг Волконогова, Веретенников (Никита Кукушкин), хочет поделиться гастрономическими соображениями насчет компота, но не успевает: его самого арестовывают и пытают; система начала пожирать саму себя. Тогда до Волконогова доходит, что к чему, и он бежит, а майор Головня (Тимофей Трибунцев) бросается за ним в погоню.
Сменив карнавальный костюм чекиста на робу, Волконогов осваивает новую актуальную профессию — закапывает трупы. Тут-то и случается сказочный зачин: Веретенников встает из могилы и говорит Волконогову, что в аду чекиста ждут вечные муки и пытки, советует покаяться и попросить у родственников убитых прощения. Волконогов бежит дальше — извиняться. Будет непросто.
Фильм Чупова и Меркуловой про Большой террор 1937–1938 годов. Но, как очевидно уже из синопсиса, он не историческая реконструкция, несмотря на все «эмки» и старые трамваи. Если это и реализм, то магический — отсюда и красные кители, словно из «Дня опричника», и расстрелянные, которые встают из могил. К слову приходится и Достоевский: разговор мертвого Веретенникова с живым другом — это, по сути, парафраз «Преступления и наказания». «Пойди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру, вслух скажи: „Я убийца“», — наставляла Соня Мармеладова Раскольникова.
Феерия и магический реализм как способ рассказа о реальной исторической трагедии — давно освоенный прием. Так делал Герман, превративший притчу о земном настоящем в страшную сказку о другой эпохе другого мира («Трудно быть Богом»); так делал Прошкин в «Орде», превращая рассказ об иге в страшный карнавал; так делал дель Торо в «Лабиринте Фавна»; так делал, в конце концов, Булгаков. Сказка дает возможность гиперболизировать боль, усилить крик. Алексей Чупов и Наташа Меркулова этим усилением здесь и заняты вместе с лучшими кадрами нашего кино. Художник-постановщик тут Сергей Февралев («Орда»), костюмы придумала Надежда Васильева («Брат», «Матильда», «Конек-горбунок»), на саундтреке звучит гимном-реквиемом «Полюшко, поле» в аранжировке Shortparis и в исполнении хора чекистов. «Волконогов» необычайно и избыточно красочен: тут и гумилевский трамвай, на подножку которого вскакивает герой, и граффити на стенах сталинского Ленинграда, и гигантский дирижабль с цифрой 1938, зависший в небе кораблем-призраком.
Но есть маленькая проблема, обычная для российского кино с вывертом. Фантазия и амбиции авторов не поспевают за художественным аппаратом. Арт тут творится только на площадке, перед камерой, собственно, в арт-департаменте. А в том, что касается именно кино, «Капитан Волконогов» остается типичным российским мейнстримом, причем даже не киномейнстримом, а сериалом. Атака крупными планами, вихрь суетливого монтажа (фильм смонтирован Франсуа Гедижье, работавшим над «Танцующей в темноте» и «Синонимами», но выглядит как «Колл-центр»), характерная игра актеров, словно весело скользящих по поверхности сценария, — режиссерский дуэт как будто очень боится, что напуганные суровой темой зрители могут последовать примеру главного героя.
«Мама, я дома»
Снова Борисов — теперь он вернулся из Сирии и мучает Ксению Раппопорт
Владимир Битоков — один из выпускников сокуровоской мастерской в Нальчике. Как и все его сокурсники (кроме разве что Александра Золотухина, который сразу ушел в окопы Первой мировой), он накрепко привязан к кавказскому контексту. Действие этого, уже второго, фильма Битокова тоже происходит где-то в горах. Впрочем, пространство у Битокова всегда условно, и населенный знакомыми лицами московских актеров город мог бы быть расположен хоть на Среднерусской возвышенности — почти ничего в этой истории бы не изменилось.
Итак, Нальчик, наши дни. Железная женщина Антонина (Ксения Раппопорт) работает водителем автобуса и, кажется, содержит свою взрослую дочь и внука с особенностями развития (после какой-то психологической травмы ребенок перестал говорить). Дочь она не очень любит. Другое дело — сын, зарабатывающий наемником в Сирии. На сына приходит похоронка, а в нагрузку к ней — пара медалек негосударственного образца и компенсация в 5 миллионов. Героиня отказывается верить, что сына действительно разнесло в клочья миной, и она упорно ходит по инстанциям, добиваясь его розыска. Когда добром не выходит — начинает выходит на пикеты, чем сильно отравляет жизнь местному начальству, а особенно юному карьеристу Назарову (Александр Горчилин).
Однажды, придя с работы домой, Антонина видит в прихожей мужские ботинки. Гость называет ее мамой и предъявляет паспорт. Все данные те, а вот человек не тот. Самозванец и женщина начинают коммунальную войну, а параллельно за героиню всерьез берутся власти.
Показанный на обочине экспериментальной конкурсной программы «Горизонты», «Мама, я дома» действительно кажется только опытом начинающего режиссера. Дело не в киноязыке — фильм снят конвенционально, как среднестатистическое российское кино, вполне зрительское и не претендующее на гиперреализм. Странное ощущение возникает из-за столкновения двух пластов сюжета — социального (в котором ЧВК «Вагнер», Сирия, чиновники, равнодушно-высокомерное отношение метрополии к провинции, беспредел силовиков) и остросюжетного. То есть саспенса про человека, выдающего себя за другого непонятно зачем. Каждая из этих линий могла стать отдельным фильмом, но Битоков решил собрать бинго. В каком-то смысле это ему удалось: эта роль — лучшая в карьере Раппопорт за черт знает сколько лет; Борисов, как всегда, выступает в амплуа обаятельного парня из народа, костюм и маска чиновника-комсомольца идеально сидят на Горчилине… Но ограниченность ресурсов (хотя бы хронометража) заставляет Битокова стремительно сворачивать обе линии повествования, спешно закругляться, не оправдав данных в экспозиции каждой из них авансов. Так что после финала хочется не задуматься о судьбах России, а свистеть и кричать: эй, механик, давай еще!
«Обходные пути»
Москва глазами кладмена
Третий российский фильм Венеции притаился в еще более синефильской программе «Неделя критики». Это типичное «кино МШНК»: медленное, состоящее из сцен, снятых одним планом, в которых мало что происходит; просто немного несовременно одетый подросток нарушает сразу несколько статей УК. Он фасует нечто запрещенное, сидя в ванной, как герой фильма «Гуммо». Шум текущей воды скрывает преступную деятельность от маминых ушей. Потом он рассовывает невидимые на общем плане пакетики по вентиляционным решеткам и прочим укромным уголкам. Ведет разведку местности, путешествует по Гугл-картам.
Мирные, почти буколические, малолюдные пейзажи московских спальных районов, снятых ранним утром или поздним вечером, становятся местом тотального, круглосуточного преступления, и постепенно оптика зрителя становится оптикой оперативника, сидящего в засаде. Под подозрением оказывается каждый прохожий, будь то подросток или мужичок с пакетом, кормящий голубей, слепой с палочкой — не отбрасывает ли он ее, зайдя за угол? Зритель тоже, кстати, уподобляется слепому: при дефиците экшена носителями невербального сюжета вдруг становятся шумы (в фильме очень детально сконструированный звуковой ландшафт) и пейзажи. Среди этого визуального безмолвия гэгом или политическим высказыванием становится самая обычная сцена: вот одиночный пикет, а вот полицейский покупает и задумчиво ест шаурму, пока на саундтреке надрывается знакомая всем звуковая реклама («Распродажа..! Последний день..! Вход в магазин украшен воздушными шарами...»).
В какой-то момент безымянный герой выходит из игры, но город продолжает писать на экране свой странный текст, смысл которого уже невозможно уловить. В общем, если вы хотите начать понимать современный киноавангард, лучшего входа в тему и не придумать.
Авторы: Инна Денисова, Дарья Серебряная