В прокате — новая версия «Кэндимэна». Рассказываем, почему фильм, который анонсировали как ремейк, на самом деле оказался сиквелом, чем был важен оригинал Бернарда Роуза и почему версия Ниа ДаКосты тоже хороша.
Павел Пугачев
Кинокритик, редактор сайта журнала «Сеанс»
Только что вышедший в прокат хоррор о страшном одноруком повелителе пчел позиционируется как ремейк одноименного фильма 1992 года, снятого Бернардом Роузом. На самом деле новый «Кэндимен» — прямое продолжение старого кино, образцовый пример сиквела, расширяющего и обостряющего мифологию оригинала. Едва ли его можно в полной мере оценить в отрыве от фильма-исходника. Новые герои оказываются тесно связанными с персонажами первого фильма, а ряд нестыковок с событиями первоисточника оправдывается введением нескольких ненадежных рассказчиков.
Что было в первом фильме
Снявший оригинальный фильм Бернард Роуз — режиссер с совершенно непредсказуемой творческой траекторией. В его фильмографии двухкопеечные DIY-хорроры («Снафф фильм» и «Секс-пленка») соседствуют с экранизациями Толстого разной степени вольности (вполне классическая «Анна Каренина» и постмодернистский «Иван под экстази» — перенесенная на Голливудские холмы «Смерть Ивана Ильича») и байопиками великих композиторов («Бессмертная возлюбленная», «Паганини: Скрипач Дьявола»).
Первый «Кэндимэн» производит ровно такое впечатление, какое и должна производить работа столь непредсказуемого автора. Избитое сегодня определение «арт-хоррор» идеально подходит истории о том, как белая девушка-социолог увлеклась изучением городского фольклора и забрела в чикагские трущобы с преимущественно черным населением, и что-то вынюхивающим белым тут не очень рады. Но дело не только в классовом и расовом конфликте — по округе ходит призрак зверски убитого чернокожего художника, который осмелился влюбиться в белую женщину, когда на дворе был консервативный XIX век. Он-то и есть Кэндимен.
Экранизируя рассказ Клайва Баркера «Запретное», Роуз перенес действие из Ливерпуля в Чикаго, обострил социальный конфликт (расовую тему Баркер не затрагивал), но оставил главное — фабулу, специфическое чувство юмора и намертво запоминающиеся визуальные образы. Тело, превратившееся в пчелиный улей, алтарь из граффити, лабиринты трущоб, зеркала — к изобразительной части режиссер и оператор Энтони Б. Ричмонд, работавший с Николасом Роугом, подошли с размахом. Это до неприличия красивое кино, озвученное гипнотизирующей музыкой Филипа Гласса, нисколько не потеряло своего очарования и сегодня и даже идеологически не кажется сколь-либо устаревшим.
Новый «Кэндимен», его создатели и контекст
Все это понимали создатели ремейка/сиквела — режиссерка Ниа ДаКоста, снявшая пару социальных драм, и соавтор сценария и продюсер Джордан Пил, сам один из главных режиссеров современного хоррора. После успеха дебютного «Прочь» Пил на разный лад пересобирает жанровые модели фильмов ужасов, особенно заостряясь на темах расовых конфликтов, системного расизма и лицемерия американских либералов из среднего класса. В свежем «Кэндимене» всего этого с избытком. Здесь художник (Яхья Абдул-Матин II) переезжает со своей подружкой (Тейона Паррис) в стильный лофт, построенный на месте снесенных чикагских трущоб. Если верить городским легендам, когда-то в этих местах орудовал зловещий призрак-убийца, призвать которого может любой желающий, достаточно лишь подойти к зеркалу и пять раз произнести его имя. С годами городская мифология обросла разночтениями. Например, по одной из версий, виноват во всем был не чернокожий великан с крюком вместо руки, а безумная белая женщина, исследовавшая местный фольклор и впечатлившаяся настолько, что убила нескольких человек и собаку, а затем бросилась в костер с чернокожим младенцем на руках. Вдохновленный этой и другими байками из жизни района художник решает погрузиться в предмет подробнее, а заодно написать серию картин по мотивам.
Фильм идеально встраивается в список проектов Пила, соседствуя со «Страной Лавкрафта» и очередным переосмыслением «Сумеречной зоны». Здесь белые полицейские-расисты пугают ничуть не меньше призрака-убийцы, а сам Кэндимен оказывается воплощенным символом насилия в отношении чернокожих, инфернальным воздаянием, обрушившимся на Америку. Достается и миру современного искусства, зарабатывающему на репрезентации страданий угнетенных. В общем, этому кино свойственны и самокритика, и самоирония.
Что получилось
Американская кинопресса встретила фильм восторженно. Хвалят за «смелое переосмысление жанра», «поставленные ребром социальные вопросы» и «безупречное владение кинематографической формой». И дело тут не в пресловутой повестке, хотя без нее тут никак: сюжет и мифология «Кэндимена» просто толкают любого работающего с ними автора на разговор о социальных проблемах. И Пилу с ДаКостой тут есть что сказать. Заходя на скользкую территорию социальных обобщений, они задаются актуальным вопросом: имеет ли право говорить от лица уязвленной группы тот, кто знает о ее проблемах лишь понаслышке? И отвечают весьма однозначным «нет».
Ниа ДаКоста смело метит в пул режиссеров-визионеров. Визуальная образность здесь лобовая, но эффектная. Мотив отражений (напомним, что Кэндимена нужно вызывать, стоя перед зеркалом) работает на всех уровнях: фильм стартует с отзеркаленных логотипов киностудий, продолжается эффектнейшими вступительными титрами с перевернутыми небоскребами, и практически в каждом значимом эпизоде не обойдется без эффектного применения зеркал. С простотой, порой граничащей с гениальностью, выстроены зрелищные сцены убийств. Находится тут место даже силуэтной анимации. В общем, у ДаКосты очень интересный и небанальный взгляд. Тем обиднее, что ее следующий проект — очередной фильм киновселенной Marvel. Ведь Кэндимен тоже начал с того, что обслуживал своим искусством богатых белых людей.
